Оставшись одна, уже на лестнице Сашка завыла, закрыв лицо руками. Но это длилось лишь минуту.
Часа через два она стояла в вестибюле редакции и набирала номер Кеши. На нее брезгливо косился охранник, но она действовала уверенно, с кокетливым вызовом, и к ней не решились придраться.
— Дубов слушает…
— Алло, Кеша, это я, Сашка…
В трубке повисло долгое молчание, словно зажав трубку ладонью, Кеша совещался с кем-то, а может, приходил в себя.
— Ты?
— Я здесь, внизу, у телефонов…
В трубке протяжно заныло.
Сашка прошлась по холлу, выбирая кресло, упала, откинулась, забросив ногу на ногу, не замечая забрызганных грязью резиновых сапог. Ватник она сняла и спрятала сбоку кресла. Дешевый трикотажный свитерок обтягивал и выставлял напоказ исхудавшие груди и прямые, острые плечи.
Минут через сорок, подслеповато озираясь по сторонам, вышел Кеша. Сашка поднялась из кресла и двинулась к нему «походкой Сандры», сдержанно поводя бедрами, стараясь ступать грациозно и мягко. На бледном, помятом лице Кеши мелькнул ужас. Он зажмурился и забормотал:
— Не может быть… Не может быть…
Сашка улыбнулась обаятельно и многообещающе, отчего Кеша побледнел еще сильнее.
— Пойдем отсюда, нам надо поговорить, — выдавил он.
Против Сашкиных ожиданий Кеша отвел ее не в ресторан при телецентре, а в дешевую сосисочную в двух кварталах от шикарных таверн и боулингов, льнувших к телецентру, как молоденькие содержанки к солидному денежному папику. Кеша есть не стал, но заказал для Сашки обильный мясной обед.
— А ты знаешь, что мы тебя схоронили? — спросил Кеша, когда она умяла вторую порцию шницеля. — Да-да. На новой территории Новодевичьего.
— Гроб-то хоть открывали? — мрачно усмехаясь, спросила Сашка.
— Да, знаешь, открывали.
— Ну и что? — сквозь зубы спросила Сашка, дожевывая хлеб с подливой. — Как я тебе показалась?
— Знаешь, смерть никого не красит… Ты была одета в белое подвенечное платье, фату… Лицо — как восковое, сквозь туман. На руках белые перчатки. Постой, я совсем не понимаю, что говорю…
— Да ладно, не смущайся… А что все-таки со мной случилось?
— Взрыв бензобака. Огнетушителя на месте не оказалось. Но ты не сгорела, ты задохнулась. Я плакал… Ты знаешь, как я плакал…
И Кеша упал лицом на неприбранный стол и затрясся. Сашка гладила его по нежной младенческой плешинке с проблесками первой седины. Кажется, раньше ее не было. Или она просто не замечала.
— Где сейчас Илья?
— Занят съемками нового шоу. Только… Тебе не стоит его разыскивать… Он собирается жениться.
— Вот здорово…
Чтобы окончательно добить Кешу, Сашка достала завалявшуюся в кармане мятую «беломорину» Егорыча и закурила.
— Кеша, помоги мне вернуть имя, я хочу снова работать… жить…
— Ты с ума сошла! Возвращайся домой, в свою Таволгу. Там и начнешь новую жизнь. Пойми, люди не приняли даже воскресшего Христа. Не знаю, был ли это заговор против тебя или трагическая случайность, но пойми одно: ты уничтожена. И на этом свете тебе места нет!
— Нет? Ты тоже хочешь убить меня? Ведь ты же меня любил! — Сашка впилась в руку Кеши отросшими ногтями.
— Брось эти игры, Александра… Та нежная, светлая девочка, которую я любил и ради которой… Не важно… Она действительно умерла, и я не позволю тебе…
— Резвиться на ее могиле и ворошить милый прах. Поехали, Кеша. Будь мужчиной.
— Куда?
— На могилку любви…
Кеша купил бутылку коллекционного коньяка «Царь Тигран» и подхватил такси у дверей забегаловки.
В сиреневых ранних сумерках они шли по кладбищенским аллеям к западной стене, где был недавно открыт новый дополнительный некрополь.
Из кургана подмерзших цветов выглядывала Сашкина фотография. Отдельно лежал букет остекленевших лилий.
— Одних цветов на косарь зеленых, а нельзя ли получить немного деньгами, раз я все-таки осталась в живых? — Сашка потрогала носком сапога смерзшееся цветочное месиво.
— Да, когда умирает журналист, цветы не нужны. На его могиле надо разводить погребальный костер из всего, что он успел написать.
— Так сказать, огненное очищение в горниле? Да, мы страшные грешники… Ну что, Кеша, выпьем за помин души.
— Не понял?
— За ту девушку, которая похоронена под этим цветочным курганом. Как бы то ни было, ее больше нет.
