— А ну заканчивай шабаш!!!
Алексей дважды пальнул в воздух.
Выстрел разбудил остров. Отовсюду, словно духи земли, поднимались темные угрожающие фигуры.
— Сколько же их тут, е-мое-е, — прошептал Алексей и перебросил берданку за спину.
Увидев парня в фуражке лесника, островитяне радостно зашевелились, радуясь новой потехе.
— Тащите его сюда, он не знает слов вежливости, — скомандовал Мануэль.
Отряд пьяных боевиков погрузился в лодки и двинулся к берегу. Борьке была получена дипломатическая миссия: «вырубить» лесника.
— Спокуха, командир, давай побазарим. — Борька вытянул руку, чтобы по-дружески облапить однорукого за костлявое плечо.
Алексей перехватил, дернул на себя и заломил мягкую, разболтанную Борькину руку. Борька взвыл и опустился на колени. Увидев бедственное положение главаря, ватага подхватила с берега увесистые камни, палки и по-звериному сторожко, по кругу стала обступать лесника. Удерживая воющего, скользкого от глины Борьку, Алексей попытался продвинуться к лесу, но резкий удар камня между лопаток сбил его с ног. Кулачный бой занял минут десять. Но силы были неравны, и воинам Мани все же удалось сбить лесника с ног.
— Утопить, утопить его! — вопил со своего помоста Мануэль. — Повелеваю…
Толпа островитян подняла кровожадный рев.
Никто так и не понял, что произошло. Новоиспеченный барон Самеди слетел с помоста и рухнул на головы подданных. Луноликая Ерцулие настигла его внизу и с яростью пантеры принялась кусать и терзать его светлость. Толпа освободила песчаную арену, где разъяренная фурия добивала поверженного барона. Такое проявление феминизма никого не оставило в стороне. За Гриню сразу же взялись яростно болеть русалки в глиняных колтунах вместо волос. Мужской элемент подбадривал барона. Скорченный Самеди харкал кровью на загаженный песок.
Борькина ватага оставила лесника и, подозревая стихийное восстание против новорожденного культа, срочно погрузилась в лодки. На глазах у всех Гриня сбросила грязный, вяжущий по ногам сарафан, и, сверкая смуглым телом, вошла в розовые рассветные воды. Темнокожая Афродита величаво вышла на том берегу, помогла леснику подняться и даже подставила ему свое божественное плечо. Толпа каннибалов зачарованно смотрела им вслед, ощущая высокий трагизм и даже эпичность этой сцены. Ковыляющий калека удалялся в сопровождении смуглого ангела. И оргия увяла, не дожидаясь приезда милиции и ОМОНа. В одночасье всем стало стыдно, скучно и холодно. Глиняное воинство Мани отмывалось в реке. Из кустов выходили помятые первобытные парочки и ныряли в кувшинковую заводь.
До этой трагикомической минуты Алексей никогда не видел Гриню. Эта почти нагая девушка с кожей цвета мореного дуба попала в ярынский лес с другой планеты. Они шли напрямик по зарослям иван-чая, ромашек и таволги, и Алексей украдкой поглядывал на ее тело в каплях росы и налипших лепестках, и она казалась ему дивной, залетевшей из африканских тропиков бабочкой. Так рука об руку красавица и чудовище дошли до заимки. Там Гриня приоделась в просторную рубаху Егорыча, подвязала мокрую гриву обрывком бечевки и вполне по-свойски уселась пить чай с малиной.
Глава четвертая
Сосуд искупления
В первом часу ночи Сашка выпуталась из влажной, измятой простыни. Духота сгустилась, как перед грозою. Лицо и грудь пощипывало и жгло. «Ох уж эти романтические герои…» Она погладила Илью по колючей запавшей щеке.
В темноте спальни линза огромного аквариума фосфоресцировала, как кошачий глаз. Японские карасики метались, беспокойно обмахиваясь плавниками, словно им тоже было жарко. Сашка жадно вытянула остатки сока и вышла на распахнутый балкон. Внизу простиралась пересыпанная огнями бездна. Сашка раскинула руки навстречу грозе.
Над городом собиралась гроза, тьма подрагивала от бесшумных вспышек. Глухо, лениво зарокотал гром. На горячее лицо брызнули крупные капли. Ветер нес запах ливня и горечь сорванных листьев.
«Единственной любви всегда предшествуют знаки», — всплыло в памяти. Откуда это? Может быть, нашептал ночной ветер?
По маминым наущениям Сашка довольно долго для современной девушки берегла девичество, ожидая прекрасной любви.
