— Мой каприз, не так ли? Но я очень хочу побольше узнать об этой дикой земле и о том, что здесь происходит, понять возможности этого места.
Мадам Водрей долго молчала, нахмурившись. Наконец она сказала:
— Я начинаю понимать.
— И даете мне свое благословение?
— Разве я могу отказаться? Но будьте осторожны, ведь вы такое ценное дополнение к нашему обществу.
— Я всегда осторожен.
— А вот в этом я осмелюсь усомниться! Если бы вы действительно были осторожны, вы бы сейчас не лежали здесь на полу.
— Возразить нечего, — признал он с раскаянием, обаятельно улыбнувшись, — и с вашей стороны жестоко напоминать мне об этом.
— Я никогда не бываю жестокой, а только откровенной. И требую той же искренности от других.
Он поклонился. — Вы ее получите.
— Сомневаюсь. — Жена губернатора встала.-Я должна идти. У меня в карете чемодан из вашей квартиры и еще некоторые мелочи, если вы их примете.
— С удовольствием.
— Тогда я буду надеяться скоро вас увидеть.
Последовало еще несколько прощальных фраз, еще немного шуток. Лакей принес чемодан с одеждой, корзину с вином, сыром и засахаренными фруктами и еще одну — с разными мелочами. Наконец маркиза отбыла, и стук ее кареты по дороге в город затих.
Сирен распаковала корзины. Она кинула Рене мягкую подушку, он подхватил ее и пристроил себе под голову. Потом она откупорила бутылку вина, налила немного в красивый хрустальный бокал, взятый из корзины, отнесла и поставила на пол рядом с его ложем.
— Вы не выпьете со мной? — спросил он.
— Сейчас мне не хочется.
Он взял бокал и, глядя на Сирен, пил густую багровую жидкость, наслаждаясь ее ароматом.
— Вы сердитесь на меня?
— Я недостаточно вас понимаю, чтобы сердиться.
— Значит, вы обиделись?
Она повернулась и посмотрела ему в лицо.
— Зачем вы это сделали? Зачем намекали, что находитесь здесь из-за меня?
— Вы не признаете, что причина в вас?
По ее скулам разлился очаровательный румянец, вызывавший непреодолимое желание увидеть, как он станет еще сильнее.
— Я не замечала ничего подобного.
Такое самообладание стоило вознаградить объяснением, более близким к истине. Он отбросил уловки.
— Вы правы. Это был предлог, который маркиза приняла без особых вопросов, учитывая мое предосудительное прошлое. Поскольку я вовсе не желал, чтобы меня перенесли в город и поместили в доме губернатора под неусыпный надзор его супруги, я и воспользовался вами. Если вас это смутило, я приношу извинения.
— Мне кажется, ваши раны должны были послужить достаточным предлогом, чтобы не беспокоить вас.
— Два дня назад, может быть, и послужили бы.
В его глазах вспыхнули искорки смеха. Сирен придвинулась ближе, чтобы лучше видеть их.
— Вы хотите сказать, что… поправились?
— Не совсем, нет, но я чувствую себя лучше, чем кажется.
Чтобы подтвердить свои слова, он отставил бокал без видимого усилия приподнялся и сел, опираясь только на одну руку, вторая же спокойно лежала на согнутой ноге.
— Но тогда зачем? — резко спросила Сирен. Ей показалось невежливым заставлять его смотреть на нее снизу вверх и она опустилась перед ним на одно колено. Он пожал плечами.
— Причуда. Может быть, мне хотелось остаться. Возможно, я все-таки буду вояжером.
Улыбка тронула ее губы.
— Это непростой хлеб.
Он улыбнулся в ответ.
— Может оказаться, что и я не прост.
Она внимательно изучала суровые черты его загорелого до бронзы лица, твердый взгляд серых глаз. Наконец она проговорила:
— Вполне может оказаться и так.
— Вот это признание. — Он произнес это тихо, сводной рукой взял ее руку и поднес к своим губам.
Дверь каюты позади них с треском распахнулась. На пороге стоял Пьер, за ним — Жан и Гастон.
— Мадам Водрей была права, — прорычал Пьер.
Он метнулся вперед. Сирен вскрикнула, когда сильный удар в плечо отбросил Рене назад, и у него вырвался вздох от боли и удивления. Дюжий вояжер и его брат набросились на раненого. Рене увернулся и поднялся на ноги, опираясь на одну руку, которая запуталась в качающемся гамаке. Отскочив в угол, он пригнулся и замер в ожидании. У него в руках оказался кусок цепи с болтавшимся на конце капканом, он натянул его так, что заскрипели звенья.
