– Смешно, какие мелочи застревают в памяти, – сказала Алекс, наблюдая, как бережно он вешает плакат на старое место. Для кого?
Она вышла в коридор, внезапно почувствовав, что хочет быть подальше от этой комнаты и от Дэвида тоже; его присутствие – то, как он ходил по дому, переставляя вещи, – раздражало ее. «Оставь их в покое – хотелось сказать ей, – да оставь же их в покое, идиот!»
Он тоже вышел из комнаты, бледный, с опущенной головой, и она мгновенно разозлилась на себя: как же она позволила таким чувствам овладеть собой, почему она не замечает его горя? Ведь ребенок так много значил для них обоих – после бесчисленных визитов к специалистам, после неудачных беременностей, когда она бесконечно лежала на сохранении, и наконец – последняя надежда. И ее тайна.
Медленно спускаясь вниз, они остановились на лестничной площадке. Дэвид обнял ее, прижал к себе, и Алекс прильнула к нему. Неожиданно ее снова окатила волна холода, захотелось спуститься и закрыть окно. Алекс не покидала печаль – холодная пустая комната, на кровати чемодан, который Фабиан никогда больше не откроет… От сильного тела мужа шло тепло, рука продолжала крепко сжимать ее плечи. Она потерлась о мягкую щетину скулы, поцеловала его в щеку и тут же почувствовала, как он напрягся; влажные губы скользнули по ее лицу, и он начал медленно, шаг за шагом, увлекать ее к спальне; его поцелуи становились все более страстными.
– Нет, Дэвид, нет.
Он поцеловал ее в подбородок и приник к губам. Она отвернулась:
– Нет, Дэвид.
– Да, – сказал он. – Да, мы должны.
То был голос Фабиана; она открыла глаза и увидела его лицо.
– Нет, – повторила она, отталкивая его. – Нет! Уходи!
Он снова приблизился к ней.
– Уходи! – закричала она. – Убирайся!
Застыв от изумления, Фабиан уставился на нее, затем он снова стал Дэвидом и опять Фабианом, пока она уже не могла разобрать, кто есть кто.
– Уходи, уходи!
– Алекс, дорогая, успокойся!
Она с силой ударила его между ног, увидела, как гримаса боли сменилась удивлением, и начала барабанить по его груди. Он перехватил ее руки.
– Успокойся, – услышала она. – Алекс, успокойся!
– Я спокойна! – заорала она в ответ. – Ради бога, я совершенно спокойна. Только убирайся!
– Прости, дорогая, я не имел в виду…
Она задыхалась от необъяснимой ненависти к нему, зрачки были расширены.
– Иди! – крикнула она, не узнавая свой собственный голос. – Иди же, иди, я не вынесу, если ты тут останешься. – Она снова отметила, что он ошарашен, скрестив руки он держался за промежность. – Прошу тебя, Дэвид, – сказала она. – Пожалуйста, оставь меня.
– А как насчет обеда? – растерянно спросил он.
– Я хочу побыть одна. Не могу это объяснить, но мне надо побыть одной. Прости, я сделала ошибку, не стоило просить тебя приезжать. – Она смотрела на него, чувствуя страх, опасаясь, что в любой момент Дэвид может преобразиться в Фабиана. – Просто я еще не готова, ни к чему не готова; мне нужно время, чтобы разобраться в себе.
Она спустилась вслед за ним по лестнице.
– Ты сможешь… доехать до дому?
Дэвид посмотрел на нее и пожал плечами.
– Сюда же я доехал.
– Мне очень жаль, – сказала она. – Очень жаль.
– Позвонить тебе, когда я доеду?
– Позвонить? – рассеянно переспросила она. – Конечно, если хочешь.
Алекс закрыла двери, вернулась в гостиную и рухнула в кресло. Она слышала, как завелся двигатель «лендровера» и раздался скрежет коробки передач.
И тут ее сразило чувство вины.
– Дэвид! – кинулась она к дверям. – Дэвид! Подожди!
Замок никак не поддавался, наконец она рванула дверь, выскочила наружу, сбежала по ступенькам и вылетела на мостовую. Хвостовые огни быстро удалялись. Она кинулась вслед за машиной.
– Дэвид! Дорогой! Остановись, прошу тебя, остановись! Пожалуйста, притормози, ох, остановись, пожалуйста.
Янтарный указатель поворота чуть приблизился, но тут Дэвид прибавил скорости и исчез за поворотом.
– Дэвид! – Алекс бежала за ним до Кингс-роуд. – Только не гаси огни; ради бога, не гаси огни!
Но он мигнул зеленым и исчез.
Рыдая, она прислонилась к фонарному столбу.
– Дэвид, дорогой мой, прости меня. Мне ужасно жаль.
Затем повернулась и медленно побрела к дому. Передняя дверь была открыта. Она заперла ее, прошла в гостиную и, совершенно вымотанная, не в силах остановить слезы, повалилась на диван и заснула.
