– Ты права, – сказал он, – здесь и в самом деле жарко. Невероятно жарко. Ну, как ты себя чувствуешь? – Он потянулся поцеловать ее, споткнулся и чуть не упал. – Оп!
Она почувствовала колючее прикосновение его усов, уловила запах алкоголя; кончик его языка проник между ее губ. Она поежилась.
– Дэвид, – укоризненно сказала она.
– Я всего лишь поцеловал свою жену.
– Тебе обязательно надо было выпить, прежде чем ехать на встречу со мной?
Он смущенно переминался с ноги на ногу.
– Если бы тебя перехватили и заставили подышать в анализатор, с тобой было бы кончено. Хочешь кофе?
– Я бы предпочел немного виски.
– Думаю, тебе уже хватит.
Господи, ну чего ради она вытащила его, подумала Алекс, испытывая чувство вины; теперь ей хотелось, чтобы он исчез, – он был ей не нужен – ни он, ни кто-либо другой. Все это ошибка, игра ее воображения, или нет? Так или иначе, она должна во всем разобраться. Когда рядом с тобой живой человек, чувствуешь себя увереннее.
Она сварила для него кофе и принесла в гостиную. Разозлившись, вырвала у него из рук стакан с виски.
– Выпей вот это; я хочу, чтобы ты протрезвел: мне надо поговорить с тобой.
– Я могу остаться тут на ночь, – сказал он.
– Нет, не можешь.
– Это мой дом.
– Дэвид, мы же договорились.
Он уставился в чашку с кофе и сморщил нос. Господи, он и в самом деле смахивает на одного из буколических грубоватых фермеров из книжек, подумала она. Как только человек может столь быстро и решительно измениться? Ведь прошло всего два года. Или же он менялся уже давно, а она не замечала? Сейчас он был тут чужаком, и эта обстановка его явно тяготила; Алекс пришлось напрячь память, чтобы вспомнить: ведь именно он обставлял дом, тут все было сделано по его вкусу – и мебель, и расцветка. И как бы там ни было, в его присутствии она чувствовала себя в безопасности, словно бы рядом с ней был большой мохнатый добрый медведь. Она была напряжена, как рояльная струна, и, присев на ручку кресла рядом с Дэвидом, слушала громкие хлюпающие звуки, с которыми он тянул кофе, пытаясь разобраться в сумятице мыслей и путанице эмоций.
Смущенно повертев в руках стакан с виски, Алекс осторожно поставила его перед Дэвидом.
– Может, это прозвучит странно, Дэвид, но мне все время кажется, что Фабиан где-то рядом.
Нахмурившись, он поднял на нее глаза:
– Где-то рядом?
– Да.
– Ты хочешь сказать, что, по-твоему, он не погиб?
Алекс взяла сигарету и протянула ему пачку. Он покачал головой и извлек из кармана кисет с табаком.
– Я был в морге. Я провел во Франции шесть ужасных дней с телом моего сына… нашего сына.
– Но ты не видел его?
– Нет, слава богу, не пришлось; мне не дали… сказали, он в таком виде…
Алекс передернулась.
– Я знаю, что он мертв, Дэвид. Но у меня такое ощущение… сама не знаю, в чем дело… такое ощущение, что он рядом.
– Ты продолжаешь помнить его… мы оба, это естественно.
– Ты не думаешь, что тот сон, в то утро, когда он погиб, – тот сон, что приснился нам обоим, – ты не думаешь, что в этом есть какая-то странность?
Он вскрыл жестянку и вытащил из нее листик папиросной бумаги; она смотрела на его сильные грубоватые пальцы: желтые пятна никотина, черные ногти.
– Совпадение, а может, телепатия. У моей матери было нечто подобное во время войны, в тот день, когда погиб мой отец: она клялась, что видела его сидящим у живой изгороди в дальнем конце лужайки. Она обратилась к медиумам, они устроили в доме несколько сеансов, и потом она утверждала, что постоянно разговаривает с ним.
– И что он говорил?
– Ничего; разве что рассказывал, что там вокруг все синее. В этом-то и дело, мертвые никогда не замечают ничего интересного. – Он лизнул краешек бумажки и свернул самокрутку.
Дверь внезапно дернулась, приоткрывшись на несколько дюймов; Алекс подпрыгнула, сердце учащенно забилось; порыв холодного ветра коснулся затылка, и, повернувшись, она увидела, как пузырем вздулась портьера.
– Это ты открыл окно?
– Да, – признался Дэвид.
Она почувствовала облегчение, будто ее окатило потоком теплой воды.
– Ты очень вымоталась, – сказал он. – Тебе бы нужно отдохнуть, отправляйся куда-нибудь.
