Немигающий взгляд Рипера, безусловно отточенный годами тюремных противостояний, перекочевал на Лока.
– Спать можешь на полу.
Коп сделал шаг назад в проход между камерами и дал отмашку еще одному надзирателю, дежурящему невдалеке за тумблерами.
– Давай, закрывай восемьсот сорок пятую.
Спустя секунду решетчатая дверь камеры задвинулась, и Райан оказался запечатан наедине с Рипером.
Ярусом ниже и двумя камерами дальше происходило тюремное крещение Тая, не в пример более теплое. Со стороны впечатление такое, будто блудный сын возвратился в родные пенаты, где его с радушным смехом облапил двухсоткиловый черный громила, заполняющий там, казалось, все мыслимое пространство:
– Ба-а, кого я вижу! Слыхал я, слыхал, что ты плывешь к нашим берегам. Никогда бы не подумал, что сидеть будем вместе, бок о бок.
Тай скинул свои убогие пожитки на нижний топчан и приветливо оглядел сокамерника:
– Действительно, Марвин, вот так встреча. Вот уж не думал, не гадал… Как твои делишки? Как мама?
– Да ничего, нормально. На почки только жалуется: солей многовато.
Учитывая места, в которых Тай рос, и то, что большинство его буйных сверстников, молодых да ранних, школу заканчивало уже в колонии для несовершеннолетних, кое-кого из них он вполне ожидал здесь увидеть.
Марвин смолоду связался с «крипами» – одной из двух самых известных уличных банд Калифорнии (вторая – «блады», тоже темнокожие). В банде этот бугай ходил под кличкой Пусик (кто сказал, что в организованных преступных группах люди лишены чувства юмора?).
Марвин все не выпускал Тая из объятий.
– Что, с военным своим геройством завязал наконец?
– Как видишь, – пожал плечами Тай. – Ну, а ты здесь за что?
– Да вот, понавешали всякой сфабрикованной херни, – обиженно развел руками Марвин. – Теперь отдуваюсь.
Это само собой. Спроси любого из заключенных, за дело он здесь сидит или нет, и в ответ услышишь, что вины на нем нет никакой – в крайнем случае, подстава, связанная обычно или со «стволом», или с наркотой, или и с тем и с другим. И спорить тут бесполезно.
Тай присел, а Марвин, блестя глазами, принялся потчевать его именами старых знакомых по кварталу и тем, что с ними сталось (перечень делился примерно поровну между убитыми и посаженными). Видеть Тая он был душевно рад и совершенно не расстраивался, что его друг детства, единственный из всех шедший по жизни праведным путем, теперь вот тоже загремел в тюрягу. Налицо была даже какая-то извращенная гордость за товарища, который наконец-то одумался и стал таким же, как все, честным сидельцем, а не позорной белой вороной (признаться, Тай и вправду себя ею немного ощущал). Тоску навевал энтузиазм, с которым Марвин выкладывал, кого и как из их общих корешей замочили, кто сейчас какую зону топчет и сколько им еще осталось сидеть.
– Понятно, – задумчиво протянул он, когда Марвин приостановился отдышаться. – Слышь, братуха, – Тай доверительно подался вперед. – Ты здесь всех знаешь. Скажи, кого мне, по-твоему, следует остерегаться?
– Остерегаться? Да почитай что любого; все еще те охнари. И то, что ты попал сюда как мокрушник, всем по барабану. В смысле, мне-то как раз нет, я тебя уважаю, – поспешил оговориться Марвин. – Ты, небось, в боевых своих походах говнохренов понащелкал столько, что нам тут всем и не снилось.
– Есть немного, – с хитрецой улыбнулся Тай.
– Тогда скажу тебе, что за птица к нам нынче залетела. Как раз сегодня, перед самым вашим прибытием.
Тай поднял брови: дескать, о ком речь?
– Вон он, елдун этот тухлый. Рипер. Только что перевели сюда из одиночки.
– А кто он?
– Кто? Да тот, кто в этом блоке нам всем как бельмо, – сказал Марвин, шмыгнув носом на манер домохозяйки, не одобряющей новых соседей.
– Все равно не возьму в толк.
Марвин посмотрел Таю прямо в глаза.
– Он парень, которого тебе с твоим корешем положено пасти. Оберегать, стало быть.
– Что за фуфло ты гонишь, Марвин?
– Сколько вам платят, Тайрон? Потому что сколько бы они вам ни сулили, все равно маловато будет.
Тай протяжно вздохнул.
– Как ты узнал?
– Рипер уже несколько лет мотал в одиночке. И вдруг его ни с того ни с сего выпускают в общий блок. А тут и вы с корешем влетаете на всех парусах по какому-то липовому мокрому делу, о котором никто и слыхом не слыхивал… Никогда не пытайся обсидеть сидельца, Тай.
