— Ого! — удивился Гога, услышав свои слова. Что-то ему не понравилось, и он сказал: — Тьма, что делать.
Из столовой вышел Генка Забелин, посмотрел по сторонам и, насвистывая, направился к гаражу. Увидев напухшие глаза девушки, злого Илью и с ними кладовщика, Генка сразу оценил обстановку:
— Что, спецовку не дает? — спросил он Галю. — А вы ему физиономию поцарапайте!
— Видите! — завопил Гога. — Все тут такие! Только и слышишь грубости… «Становитесь людьми!» Да, станешь, как же! Где хорошего набраться? Что было, растеряешь!
— У тебя было? — с веселым любопытством спросил Генка. — Говори, что у тебя было? — Да еще подмигнул Илье и Гале: послушайте, мол, люди добрые, что у него было.
Гога оглядел всех и промолчал.
Глава пятая
Из комнаты по всему коридору разносилась песня: «Первый батальон, вперед, в атаку…»
Генка, помешкав немного, осторожно постучал.
— Войди, о человек! — крикнули из комнаты.
Генка облегченно вздохнул и рассмеялся. Василий в хорошем настроении. Толкнул легкую, щербатую дверь.
Как всегда, ужасный беспорядок. Кровать кое-как прикрыта одеялом, на полу окурки, и стелется к потолку сизый табачный дым. У ног брата палитра с живописными ляпками красок, она всегда напоминала Генке фанерку, случайно побывавшую под куриным насестом. Василий сидел перед полотном, натянутым на легкий подрамник, и курил.
Генка сразу подошел к окну, открыл форточку. Дым потянул на улицу легкой завесой.
— Генок, не ругай, все в порядке, — сказал Василий.
Генка взглянул на картину. Вот уже который день ему кажется, что все в ней на своем месте, а Василий часами сидит и не столько подправляет, сколько думает. Весь извелся за последние недели.
— Гена, обед я не варил. Тошно варить из картошки. Остального, как ты знаешь, у нас сегодня ничего нет.
— Я пообедал, — сказал Генка. — А на ужин что-нибудь сообразим.
— Ты разве не идешь сегодня строить собственный дом?
— Не собственный, а своими руками, — поправил Генка. — Я тебе сколько раз объяснял.
— Какая разница, — возразил Василий. — Важно, чтобы он был построен и мы получили в нем квартиру.
— Комнату, — терпеливо поправил Генка. — Квартиру дают на большую семью, а нас двое.
— Ладно, — согласился Василий. — Значит, ты сегодня не пойдешь?
— Пожалуй, я вообще больше не пойду. Я уступил свое место Сереге Теплякову. Ему хотелось строить дом. Он живет в общежитии, а старше меня втрое. Пускай будет вместо меня.
— Как хочешь, — без интереса сказал Василий.
— Мне надоело каждый день бегать с одной работы на другую, — пояснил Генка. — Проживем и здесь. Последнее время я не высыпаюсь, а сплю даже больше, чем раньше.
— Иногда бывает, — сказал Василий. — Если ты отдал свое место, ладно, будем жить здесь, я согласен.
Генка вышел в коридор и долго плескался у крана. Потом, вытираясь мохнатым застиранным полотенцем, встал позади брата, не сразу решаясь сказать, что думал.
— Першина просила передать, чтобы ты приезжал рисовать экскаваторщика.
Василий пристально посмотрел ему в глаза.
— Перевезенцева? — спросил он.
— Ага.
— И ты мне передаешь это? Ты тоже считаешь, что его надо рисовать?
— Не знаю, надо ли его рисовать, — сказал Генка, не глядя на брата. — До получки у нас никогда не хватает. На стройке оформлять много чего надо.
— Значит, надо идти, — сказал Василий и добавил с надеждой: — Может, картину на выставке купят. Пропустят ее на выставку?
— Я спрашивал Першину, понравится ли картина. Она сказала: «Не думаю».
— Что сказала Першина? — встрепенувшись, спросил Василий.
— «Не думаю».
Складка легла у Василия на переносице, словно он собирался чихнуть.
— Ты не знаешь, почему она так решила?
— Мрачная. Все любят веселое. Кому хочется плакать?
— Первый батальон!.. — пропел Василий и хмыкнул. — Генок, это самая веселая картина в мире. Точнее, она смешна, как мир. Жил себе парень, радовался всему, девушку любил. Потом война… Долг потребовал: «Иди воюй!» И он воевал. А пришел с фронта — стал наверстывать упущенное. Что из того, что калекой остался, а девушка другого полюбила! Главное, не убили в нем стремления к цели. Чем же плоха картина? — Василий отбросил папиросу и тут же закурил новую, руки его дрожали.
