Утром меня разбудил говор в кухне:
— Я ему покажу! Гуляй, да не забывайся!
— Брось, Павел Никитич, не сердись. И один съездишь, не впервой. Сам, небось, таким был, знаешь, как от милой уходить.
— Помолчи! Все вы горазды выгораживать друг дружку. Заступники! А человек в беду попадет — знать ничего не знаю. Отвечай бригадир! Так?
Сердился Павел Никитич Рябинин. Другой голос незнаком. Видимо, собеседник — рыбак из бригады. Был он человек веселый, шутник. Раскатистый смех гулко разносился по избе.
— Любовь вынесет, чего беспокоишься. Это не мы! Молодость бесшабашна. Напролом с открытыми глазами… В наши годы не сделаешь такого, только позавидуешь. Не тужи, Павел Никитич, вернется. Ну, а мне пора. Счастливого улова…
Разговор шел о помощнике Рябинина молодом рыбаке Сергее Котлове, который, несмотря на окрепший ветер, взял вечером лодку и ушел в море. На другом берегу — деревня, где живет девушка, заставившая парня пуститься в рискованный путь.
Видимо, Рябинин всерьез беспокоился о помощнике. Ночью он несколько раз выходил к берегу. Дул свежий порывистый ветер. Море стонало и ухало, разбивая упругие волны о крутой берег. В темноте оно выглядело угрюмым и неприветливым…
«Значит, Котлов не вернулся даже сейчас, к началу работы», — пронеслось у меня.
В комнату вошел озабоченный Рябинин. Поверх одежды на нем был клеенчатый передник, на ногах — высокие резиновые сапоги.
— Не спишь? — спросил он. — Может, со мной поедешь?
Я с радостью согласился. Это было первое приглашение взять с собой на рыбалку, хотя я жил у него почти неделю. Живо одевшись, я выбежал на берег.
По небу ползли дымные волнующиеся облака, и от этого церквенка, стоявшая почти у самой воды, казалось, валится в море. Бывшее крупное торговое село, знаменитое когда-то обширными каменными складами, сохранило сейчас всего несколько рыбацких домишек. Находится оно на берегу Волги, которая в этом месте сливается с Рыбинским морем. Море точит берега день и ночь, вода постепенно приближается к домам. Некоторые избы рыбакам пришлось уже перенести подальше от берега. В шторм брызги долетают до стен церкви…
Прихватив весла и парус, мы направились к лодке. Под ногами шуршала мокрая трава, с моря тянуло сыростью.
— Садись на корму, — пригласил Рябинин. — Поможешь вынимать сети.
Я сел и невольно залюбовался открывшимся видом. Погода прояснилась. С одной стороны в синеве вырисовывались причудливые контуры берега, с другой — безбрежная гладь, а над ней прозрачно-голубое небо, словно только что умытое морем.
Рябинин сидел на веслах. Он тоже поглядывал вокруг и молчал. Греб коротко, но сильно, и лодка шла быстро.
— И часто здесь бывают штормы? — спросил я, пытаясь навести его на разговор о помощнике.
— Бывают, как не быть. На то и море. Пожалуй, читал, в газетах было, — сорвало целый остров, где ученые располагались, натерпелись страху, пока сняли.
— И вы попадали?
— Э-э милый! Кто из рыбаков не попадал? Дело привычное… Однако с Серегой может и беда быть. Шалопай еще, все наперекор. Не вернется к полудню, посылать кого-то надо в деревню. До этого ни разу не опаздывал…
Он не договорил. Жалобно скрипнули уключины от сильного нажима, позади лодки застелился разбегающийся след. Весь остальной путь Рябинин не проронил ни слова.
За неделю я уже узнал кое-что о его жизни. Павел Никитич — потомственный волгарь-рыбак. Была такая деревня Переметка, стояла на самом берегу. Название ей дали бурлаки. Дойдут они до деревни и стоп: за ней болотина на несколько километров. Вот и переметываются на другой берег со всем багажом, иначе болотину и не минуешь. Когда создавали Рыбинское море, Переметка попала в зону затопления. Павел Никитич перебрался с семьей в село, где и живет сейчас.