Когда Салли к вечеру пришла домой, комната Пэдди Кевана была уже пуста. Динни сообщил ей, что Пэдди вернулся из Кэмбэлли, собрал свои пожитки, сложил их на тележку и уехал. В доме никого не было, и потому, заслышав какой-то грохот и стук молотка, Динни отправился поглядеть, что происходит. Оказалось, это Пэдди заколачивал ящик; он ужасно торопился.
— Я еле удержался, чтобы не крикнуть ему вслед, как мальчишка: «Дурная трава с поля вон», — рассказывал Динни, посмеиваясь своим милым булькающим смешком. — Но все-таки не крикнул, миссис. Только сказал ему: «До свиданья, Пэдди!» А он говорит: «До свиданья, Динни». Тут старик Шэк тронул свою лошадку, Пэдди вскочил на передок с ним рядом, и они уехали.
— Ну, плакать по нем я не буду, — заявила Салли и принялась готовить чай.
Динни развел огонь, и вскоре чайник закипел. По субботам, прежде чем уйти из дому, Салли заранее приготавливала все к обеду. Суп стоял в печке, овощи уже были нарезаны, оставалось только бросить их в кастрюлю, а бифштекс побить и надеть на рашпер.
— Говорят, что про наш город идет дурная слава, — пустился в рассуждения Динни. — А вот скажите-ка, много ли на свете таких мест, где можно уйти на весь вечер из дому и оставить окна и двери открытыми?
— Думаю, что немного, — сказала Салли.
— Я тут как-то зашел на почту в Фимистоне и разговорился с мистером Тумбси, — продолжал Динни. — Он уверяет, что таких честных ребят, как рудокопы и рабочие Боулдера, на всем свете не сыщешь — никто лучше их не относится друг к другу, а особенно к тем, у кого жена и куча ребят. Это они только с важными господами так обходятся — нет-нет да избавят их от кусочка золота.
— Кому это и знать, как не ему, — рассеянно проронила Салли. Она все еще не могла опомниться после встречи с Фриско, и сейчас раздумывала о том, что скоро их разговор станет достоянием молвы.
— Еще бы, особенно после того, как этим летом он сам чуть не пострадал. — Динни явно не желал умолкать. — После получки сотни рабочих приходят к нему отправлять переводы своим женам и матерям, и вечером он отвозит в банк уйму денег.
Салли изо всех сил старалась слушать, но в голове у нее неотвязно вертелось: «Что скажут мальчики, если узнают? Как отнесется к этому Моррис, если до него дойдут слухи?»
— Так вот, значит, как-то под вечер, когда Тумбси отправился в банк с тремястами пятьюдесятью фунтами в своей маленькой кожаной сумке, поднялся сильный ветер с пылью — настоящий ураган, — продолжал Динни. — Когда Тумбси садился в трамвай, вагон, как на грех, дернул, сумка выскользнула у него из рук и раскрылась. Пока удалось остановить трамвай да пока он спрыгнул, все бумажки разлетелись в разные стороны. А тут еще перед самым его носом проехал какой-то велосипедист, соскочил со своей машины, сгреб несколько кредиток — и поминай как звали.
Ну что ж, Тумбси ничего не оставалось, как бегать да ловить свои бумажки. Собрал он таким образом всего фунтов двадцать и был сам не свой от горя, когда вернулся к себе на почту. О возмещении недостачи нечего было и думать — оставалось только ждать, когда его выставят. Ветер, конечно, разнесет его денежки по всему городу, и всякий, кто их поднимет, будет считать, что это ему с неба свалилось. Однако благодаря очевидцам о случившемся вскоре узнали в городе, и весь вечер и всю ночь к мистеру и миссис Тумбси приходили рудокопы и их дети и приносили деньги. Какой-то старикан принес ему сорок фунтов — нашел, говорит, у себя на птичнике: бумажки прибило ветром к проволочной загородке. Таким образом Тумбси собрал триста тридцать фунтов. Тот тип на велосипеде увез, должно быть, всего фунтов двадцать. Так ведь он и не наш, не приисковый! А потом рудокопы сложились и собрали Тумбси сколько недоставало.
