— Ну, а нам-то что с этого? — раздраженно спросила Салли и сердито защелкала спицами. — Вот если бы частичка этих денег перепала нам, я бы тогда порадовалась.
— И перепала бы, — с расстановкой сказал Моррис, — если б какой-то негодяй не польстился на мои акции Большого Боулдера.
Краска залила лицо Салли, глаза ее сверкнули.
— Ты все еще винишь меня в этом, Моррис?
— Я тебя не виню, — недовольно процедил Моррис, подавляя смутное желание попрекнуть ее пропажей акций. Этого за всю их совместную жизнь он так ей и не простил: мысль об утраченной возможности разбогатеть не давала ему покоя все эти годы.
— Просто не повезло, — нехотя продолжал он. — Виноват я один. Ты даже не понимала, что значила эта пачка акций.
Он вспомнил, какой была Салли, когда приехала в Хэннан: усталая и немного обескураженная при виде бревенчатой лачуги тетушки Баггинс, но такая веселая и привлекательная, с яркими губами, стройной фигурой и чудесными карими глазами. Былая страсть шевельнулась в нем. Он вспомнил, как истосковался по ней за время их долгой разлуки и как набросился на нее там, в лачуге, залитой ярким лунным светом, когда чуть ли не весь лагерь был еще на ногах.
Моррису было неприятно вспоминать об этом, как и о ссоре с тетушкой Баггинс, которая последовала на другое утро после того, как он обнаружил пропажу бумажника. Акции как раз и лежали в нем. Он положил бумажник на чемодан Салли, когда пошел поить лошадей, рассчитывая, что Салли приберет его, а утром бумажника и след простыл.
Ни бумажника, ни акций так и не удалось найти. В те дни акции имели хождение наравне с деньгами и часто путешествовали из рук в руки — трудно было установить, откуда они попадали к тому или другому. Моррис был уверен, что тот, кто завладел его акциями, воспользовался ими умеючи и нажил недурное состояние.
Салли без труда читала его мысли. Она знала, почему потеря этих акций до сих пор терзает Морриса. Никогда она не считала себя виновной в их пропаже. Но если Морриса хоть в какой-то мере способно утешить то, что не он, а она в свое время не позаботилась о проклятом бумажнике, — пусть будет так. Салли уже давно пришла к этому решению.
«Бедный Моррис, — подумала она, — не очень-то везло ему в жизни!»
А он, глядя, как она огрубевшими от работы руками вяжет носки кому-то из мальчиков, а может быть, даже ему, ловко перебирая спицами и накидывая одну петлю серой шерсти за другой, думал:
«Бедная Салли, нелегкую я ей устроил жизнь!»
Но Салли не умела долго горевать. Она не выносила ни упреков, ни сожалений.
— Послушай, Моррис, — сказала она с улыбкой, которая всегда приводила его в хорошее расположение духа, — ведь в конечном-то счете живем мы с тобой неплохо и по-своему счастливы, правда? Так что жаловаться нам не на что. Ребята у нас хорошие, здоровые и…
— Господи, Салли! — В глазах Морриса блеснула искра прежнего чувства. — Я хоть сыновей дал тебе хороших!
— Я очень благодарна тебе, дорогой, — смеющиеся глаза Салли окончательно рассеяли его дурное настроение, — и никогда не смогу достаточно отблагодарить тебя за это.
Моррис встал и потянулся.
— Пойдем-ка спать, — сказал он, позевывая. — На свете нет человека счастливее меня, пока ты со мной. Салли. Нет и не было. Хотя, вообще говоря, жизнь не слишком меня баловала.
Наступило воскресенье. Спокойствие и безоблачное веселье этого дня омрачились лишь небольшой неприятностью: три постояльца, жившие в бараке, исчезли ночью, захватив свои вещи. За пансион у них было уплачено сполна, но было как-то не принято съезжать без всяких объяснений, не предупредив за неделю. Дэлли сказал Динни, что, по его мнению, тут не обошлось без Пэдди Кевана. Он и Дэлли посулил устроить на свой рудник, который вот-вот должен открыться по дороге на Лейвертон, но поставил условием, чтобы тот явился на работу не позже чем в понедельник утром. Дэлли сказал, что с ним этот номер не пройдет. Он сам знает, что для него хорошо. А дуракам закон не писан.
Что бы это могло значить? Салли была удивлена и опечалена. Быть может, Пэдди решил ей отомстить, свести с ней счеты за то, что она выгнала его из дому, и это, так сказать, первый его шаг? Однако Пэдди Кевану с его мелкой злобой не удастся запугать ее и вывести из себя.
