Салли сказала Эйли, что Эми, должно быть, чуточку ревнует: ведь она всегда, еще до того, как они с Диком поженились, была как своя в этом доме и, верно, ей не нравится, что другая заняла ее место. К тому же Эми сейчас выбита из колеи: ей недостает того оживления и кипучей деятельности, к которой она привыкла во время войны. А вдобавок еще ее пугает, что Дик сидит без денег и без работы.
Бедная Эми, у нее словно подрезали крылья, говорила Салли. Надо быть к ней снисходительнее. Конечно, она ведет себя, как капризный ребенок, но это так понятно. Ей трудно пока еще привыкнуть жить скромно, экономить и обходиться без развлечений. А Дик нервничает, раздражается, и от этого ей еще труднее.
Салли хотелось по-прежнему верить Эми и сохранить ее доверие. Она дала себе слово поговорить с Диком, сказать ему, чтобы он был более чутким и не забывал даже в мелочах проявлять любовь и заботу — это хоть отчасти вознаградит Эми за те лишения, которые она сейчас испытывает. Молодые люди так легко отдаляются друг от друга, когда их начинают одолевать денежные затруднения. Впрочем, убеждала себя Салли, быть того не может, чтобы между Диком и Эми грозил возникнуть какой-то серьезный разлад.
Она пришла в ужас, когда Дик сказал:
— Боюсь, мама, что кончились наши золотые сны. С самого моего возвращения Эми ни одного дня не была со мной такою, как прежде. Она говорит, что я изменился и больше не люблю ее, а по-моему, она хочет сказать, что сама разлюбила меня. Впрочем, может быть, просто у нас за войну нервы развинтились, а теперь еще нужда…
Дик на минуту умолк, не находя слов, чтобы выразить тревожившие его мысли.
— У меня сейчас только одно на уме — как прокормить ее и малыша. И любовь у меня стала какая-то другая — более глубокая и сильная.
— Смотри только, чтобы ничего не встало между вами, — умоляла Салли. — Эми славная девочка… но ей трудно было не потерять головы, пока тебя не было: вокруг нее увивалось столько народу, и все с ней нянчились и льстили ей напропалую. Ты только будь терпелив и постарайся помочь ей пережить этот кризис… и в ваших отношениях и в делах.
Дик слабо улыбнулся.
— Понимаю, но я не уверен, что Эми хочет, чтобы ей помогли.
Недели через две после этого разговора их постигло большое горе: Лора, проходя по главной улице, попала под автомобиль и умерла по дороге в больницу. Это было тяжелым ударом для всех. Салли помнила Лору молодой, красивой девушкой, вместе с которой она впервые приехала на прииски… Какой несчастной стала она потом, когда ей пришлось привыкать к жизни без Олфа! Олф… рудник Леди Лора, названный им так в честь жены… Все эти воспоминания промелькнули в уме Салли, пока она говорила с Эми, безутешно оплакивавшей смерть матери. Салли не хотелось вызывать в памяти образ миссис Мак-Суини — красивой, но обрюзгшей женщины, которая всегда говорила плаксивым голосом и от которой частенько попахивало коньяком.
По словам Динни, и в атом несчастном случае частично был повинен коньяк. Шофер утверждал, что дама была навеселе: остановилась, пошатываясь, а когда он хотел объехать ее, кинулась вперед. Эми никогда не понимала Лоры и не прощала ей того, что считала недостойной слабостью, делавшей мать такой нелепой и жалкой.
— Но все равно, ведь это моя мать и я любила ее, — рыдала теперь Эми. — Бедная мамочка! И надо же, чтобы с ней случилось такое несчастье! Вот я и осталась совсем одна.
— У тебя есть Дик и Билли, — напомнила Салли.
— Ну да, — нехотя согласилась Эми. — Но это не то, что мать. Даже если мы и не всегда ладили, я ведь все-таки знала, что мама меня поддержит, что бы ни случилось.
— Я бы хотела, чтобы ты так же думала и обо мне, — мягко сказала Салли.
— Вы хотите, чтобы я была другой, чем я есть, а я не могу, — всхлипывала Эми. — Мама это понимала.
У нее был очень жалкий и убитый вид, слезы градом катились по лицу, задорный носик покраснел и распух. Но на похороны она надела глубокий траур и даже слегка подвела глаза, чтобы подчеркнуть свое горе. Теперь она уже не плакала, только прикладывала к глазам кружевной платочек и тихонько всхлипывала.
