Мечтатель ждет… Безмолвствует душа
Перед безумьем этих мрачных дней.
И разве может мир хоть робкий сделать шаг
Без ведома недремлющих властей?
Всевышний! Мало их, подвижников святых,
Кто труд и сердце отдал для людей.
Коль уготовил плаху ты для них,
Грядущее спаси от палачей!
Салли запомнились эти стихи. Они преследовали ее; строка за строкой они снова и снова всплывали в ее мозгу, пока она хлопотала по хозяйству, мучимая тревожными мыслями о Дике, о войне, о референдуме.
Процесс Монти и Майка, обвиненных в заговоре с целью организации восстания, сильно взволновал ее, хотя Том и Динни находили в этом обвинении немало поводов для иронии и насмешек.
Монти отказался от защитника и сумел использовать перекрестный допрос — свой и Майка, — чтобы разъяснить суду их точку зрения.
Монти спросил Майка, согласен ли он с Эмерсоном, что «всякое правительство есть правительство силы. Никто никогда не видел правительства, которое руководствовалась бы в своих действиях принципами любви, а если бы такое правительство и возникло, то члены общества, которых прежде считали никчемными и преступными, первыми упали бы на колени, обливаясь слезами раскаяния».
Майк ответил ему цитатой из того же Эмерсона, где говорилось, что правительство — это консервативная сила. Если бы не было таких людей, которые под страхом тюрьмы или, по меньшей мере, преследований все же отваживаются идти вперед, мир не знал бы прогресса.
— А как по-твоему, Сократ был хорошим гражданином? — спросил Монти.
— Да, и это принесло ему смерть, — сказал Майк.
Так Монти и Майк пересказали всю историю борьбы за прогресс, от Платона до наших дней, цитируя по памяти Шелли, Годвина, Толстого, Кропоткина и Маркса, упомянули о переворотах, имевших место в архитектуре, музыке и эстетике, и высказались в защиту «священного права членов организации «Индустриальные рабочие мира» всемерно улучшать условия жизни во всем мире в интересах рабочего класса».
Даже газеты вынуждены были отметить «драматическую силу и красноречие обвиняемых, сумевших всецело завладеть вниманием суда». Судья Бернсайд огласил приговор: обвиняемые были признаны виновными, и суд утвердил решение присяжных. Но, заявил судья, он считает себя вправе высказать свое мнение об обстоятельствах дела. Обвиняемые люди вполне достойные, сказал судья, он не слышал ни одного показания, которое доказывало бы обратное… Им предъявлено обвинение в распространении литературы, за которую они в сущности не могут нести ответственность и содержание которой, как он полагает, они сами бы, по здравом размышлении, осудили.
Динни считал, что в словах судьи есть доля правды. Обвиняемых выпустили на свободу, предупредив, что они должны вести себя смирно, не нарушать порядка и подчиняться законам страны.
Еще до второго референдума Салли убедилась, что Том и Динни были правы. Доводы, которые они приводили, выступая против воинской повинности, подкреплялись всем ходом событий.
Она прочла книгу, разоблачающую махинации с военными займами в интересах финансовых концернов, она читала «Нейшн» и другие запрещенные издания, которые распространяли Эйли и Том. Почему эти газеты и книги запрещены? — спрашивала себя Салли. Ее возмущало, что ей не дозволено читать книги, которые так живо волнуют ее. Если те или иные факты недостоверны или ложны, их можно опровергнуть, а если это правда, — народ должен знать ее. Она, как и множество женщин, чувствовала, что на карту поставлена жизнь их сыновей и мужей, будущее их детей. Кто дал право правительству запрещать взрослым мужчинам и женщинам читать статьи, критикующие методы ведения войны, и слушать чьи бы то ни было высказывания о причинах ее возникновения? Ведь это просто оскорбительно!
Салли казалось, что пылевой ураган — столь частый гость на приисках — закружил ее в своем удушливом, обжигающем вихре и швыряет из стороны в сторону. Сперва она готова была слепо принять за истину каждое слово премьер-министра и соглашалась с Моррисом, что необходимо любой ценой пополнять ряды действующей армии. Но мало-помалу в бесконечных спорах с Томом и Динни она стала слабеть; трения между Моррисом и Томом поколебали ее, а теперь в действиях цензуры и суда она видела прямое издевательство над народом, видела, с какой бессмысленной жестокостью подвергают гонениям противников всеобщей воинской повинности, как, цинично попирая всякую законность, людей преследуют за то, что они отстаивают свои взгляды и излагают их народу.
