Что говорят они? о чем еще шепчут!.. Разве есть еще жизнь? Да, еще есть…
Прохладный и влажный поцелуй на лбу, не поцелуй, — это чье-то касание… Это ручей лесной, тот, что в овраге шумит, прислал ему ласку.
Да, да… Есть еще жизнь.
И опять открывает глаза.
Бледное тихое утро застенчиво стало у двери. На стенах темных и старых розовеет прозрачный налет от скользящих лучей. Кто-то лежит в углу — много людей — два… три… четыре. Почему на полу они? Еще спят; еще тихо.
Где же он?
Сразу не вспомнить…
Так хорошо, так прохладно от чьей-то руки. Кто положил ее, влажно — прохладную? Кто там стоит в головах?
— Кто там? — Алеша спросил.
— Не говорите… Вам вредно, вам нельзя говорить… Снова закрыл глаза.
И сразу вдруг вспомнил. И в ужасе снова забился и застонал… Это в той, другой комнате: бледно мерцает лампадка, старик… И он покорился ему… Да, и он был в кровавом хаосе. Он не помнил себя, старику весь отдался, и кто-то неведомый был хозяин в сердце его…
Был одержимым в тот день…
И вот подобрали его. Был в лихорадке, был бесконечно подавлен, рыдал исступленно в горячечном бреде… Тосковал и молился, и звал, и считал недостойным молиться… И снова тянулся, как умирающий бледный цветок, к кроткому светлому Лику…
Но есть ли прощенье за этот кровавый кошмар? Простит ли сам кроткий, неведомый Бог?..
Нет… Этот ужас нельзя пережить… Где же ты, смерть? Пощади, — не медли приходом!
И вдруг кто-то тихо спросил… В нем самом, или возле него?..
— Алексей… Кто отец твой и кто братья твои?.. И ответил тотчас, не открывая глаз:
— Вес мои братья, и все — мои сестры, и отец мой — великий Бог.
— Помни это, Алексей, всю жизнь… Помни это…
— Кто ты, что говоришь со мной так?
— Я — твой Брат, Я — твой Отец…
Алеша открыл глаза и замер в блаженном забытье.
Над ним склонился Христос. Он был Молод и Бледен. Черная небольшая борода слегка раздвоилась; волосы мягко и нежно вились; кротко-задумчивый взгляд.
— Спи и помни мой Лик…
Были ясны и чисты слова, но сжаты безмолвно скорбные губы.
— Ты ли со мной говоришь.
— Да, это Я; Я с теми всегда, кто страдает; Я через них шлю тебе великую благость прощения, через них Я шлю тебе тайну любви.
Снова сжаты мягко очерченные, скорбные губы. Забылся Алеша, закрыл глаза; опять начинался жар.
К вечеру снова очнулся. Была свежа и ясна голова. Было тихо.
Снопа вспомнил, будто в тумане, как кто-то поднял его и перенес на руках в этот дом. Он упал среди схватки и долго лежал один, почти без сознания, когда этот кто-то поднял его и доставил сюда. Кто же он?
Вспомнил тотчас же и утренний сон.
Сон ли? Видение ли?
Да разве и там, в кровавую кашу, не Он ли сошел, наклонившись над павшим? И не тогда ли, в ту же минуту, порвалась завеса с какой-то загадки, и хлынул на душу горячей волною стыд, раскаленный, как пламень, и горькие капли его выжгли в душе несмываемый след? И горел он все эти тяжелые дни, и жег нестерпимо в кошмарные ночи…
Но вот снова легко и светло на душе, точно смыл кто-то кровь, простив его лаской скорбящих… Кто-то, имеющий власть коснулся души, возрождая ее, сожженную пламенем муки…
Долго лежал неподвижно.
Скрипнула дверь. На цыпочках, тихо ступая — слышно — вошел… вошла…
Девушка…
Черная, бледная… Из этих… лукавых… скорбящих… из этих страдающих…
Он понял, понял ее прощающий голос…
Быстро к нему подошла она. И задвоилась в глазах… Запрыгали светлые лучики, сердце забилось… И руки дрожали…
— Простите меня… Прости меня…
Взял ее за руку — протянула ему. И всю… всю обрызгал горячими каплями слез…
Также тихо и быстро ушла, как вошла. И тотчас вернулась. И были в руках ее свечи. Большие и белые…
— Тише, молчите… Вот вам цветы…
Это были цветы… Это были огромные свечи каштанов.
Да где же он? Или это из райских садов ему нести? Кто ты, посланница?..
— Сядьте… Я вам поправлю подушку… Только теперь он заметил, что лежал на кровати, — одной во всей комнате.
— Три недели вы были больны…
Три недели… Цветы распустились, пока он лежал.
— Посидите так… Только молчите… Я отворю вам окно. Тепло…
Все еще слезы мешают смотреть, и сердце такое надорванно-слабое…
Все еще слезы мешают смотреть, но видит в окно: Тихий и благостный вечер. Розово-мягкий. И на ветвях белые свечи. Кто-то работает… — плотник. Вот обернулся…
