Если бы я прожил тысячу лет, то и тогда не смог бы забыть того глубокого душевного волнения, с каким я рассматривал ее. Это была самая прелестная женщина из когда-либо виденных мной. Ее лица, обращенного к сцене, я сначала рассмотреть не мог, но фигура женщины была просто божественной; никакое другое слово не может в достаточной мере передать совершенство ее пропорций, и даже слово «божественная» кажется до смешного слабым, когда я пишу эти строки.
Магическая прелесть стройной женской фигуры, волшебство женского изящества всегда были для меня той силой, которой я не мог противостоять, а эта женщина была воплощенной грацией, идеалом моих самых пылких и безудержных мечтаний. Устройство ложи позволяло видеть ее почти всю. Она была несколько выше среднего роста и даже величава. Округлость ее форм и линия ее стана были просто восхитительны. Голова женщины, хотя мне был виден только ее затылок, красотой своей могла соперничать с головкой греческой Психеи, а изящная наколка из тончайшего газа, который напомнил мне ventum textilem[87] Апулея[88], еще больше подчеркивала ее совершенство. Правая рука, лежавшая на барьере ложи, своими изысканными пропорциями заставляла трепетать каждый мой нерв. Из-под свободного широкого рукава, спускавшегося немного ниже локтя, был виден другой рукав, очень тонкий, плотно облегавший руку и кончавшийся манжетой из дорогих кружев, которые ниспадали на кисть руки и позволяли видеть только изящные пальчики. Я сразу заметил, что на одном из них сверкает чрезвычайно дорогое бриллиантовое кольцо. Изумительную округлость запястья подчеркивал браслет, украшенный эгретом из драгоценных камней, великолепие которых говорило не только о богатстве их владелицы, но и о ее утонченном вкусе.
Словно окаменев, я полчаса не мог оторвать взгляда от этого царственного видения; вот тогда-то я до конца понял всю правдивость и убедительность того, что когда-либо было сказано или пропето о «Любви с первого взгляда». До сих пор даже в обществе самых очаровательных женщин я не испытывал ничего подобного. Мой взгляд, мои мысли, мои чувства — все было приковано к прелестной незнакомке, словно какая-то неведомая сила властно влекла к ней мою душу. Я знал, я чувствовал, что глубоко, безумно и беззаветно влюбился — влюбился, даже не увидев ее лица. Страсть, поглотившая меня, была столь сильной и пылкой, что, окажись ее лицо, для меня все еще незримое, совершенно заурядным, — и это, вероятно, не охладило бы моих чувств. Такова сила истинной любви, «любви с первого взгляда»; как мало зависит она в действительности от внешних обстоятельств, хотя, казалось бы, именно они создают и поддерживают ее.
Пока я с восторгом рассматривал прелестное создание, легкое оживление в зале заставило ее повернуть голову, и я увидел ее профиль. Красота его превзошла мои ожидания, и все же что-то в нем разочаровало меня, хотя я и не мог бы точно сказать, что именно. Я сказал «разочаровало», но это не то слово. Я чувствовал себя в одно и то же время и успокоенным и взволнованным. Мною овладел не столько бурный восторг, сколько тихая восторженность. Это чувство возникло, быть может, пол впечатлением ее лица, черты которого были исполнены божественной кротости мадонны и вместе с тем спокойного достоинства матроны. Но вдруг я понял, что дело не только в этом. Было еще что-то, какая-то тайна, которой я не мог раскрыть, что-то неуловимое в выражении лица, слегка тревожившее меня и возбуждавшее во мне глубокий интерес. Я был в том состоянии, когда впечатлительный молодой человек готов на любое сумасбродство. Будь эта дама одна, я, без сомнения, вошел бы к ней в ложу и рискнул бы заговорить с ней, но, к счастью, она была не одна: ее сопровождал какой-то господин и поразительно красивая женщина, по-видимому, на несколько лет моложе моей незнакомки.
Я строил сотни планов, ломая голову над тем, как в будущем добиться чести быть представленным старшей даме, а теперь хоть получше рассмотреть ее красоту. Пересесть поближе к ее ложе я не мог: театр был переполнен, а, согласно строгим законам последней моды, пользоваться биноклем в таких случаях считалось в высшей степени неприличным, да у меня его и не было. Я просто приходил в отчаяние.
