– Наверное, она имела в виду старое дерево на пастбище вашего отца. Это вяз, но для нее, видимо, нет разницы. Ладно, передай ей, что я приду.
Бобби очень хотел получить шиллинг, поэтому добавил:
– Она так ужасно плакала!
И парень дал ему монету.
– А он сильно рассердился, когда Белла не пришла на свидание? – спросил я.
– Бобби пришел вместо нее, – успокоил меня Эдвард. – Юный Феррис был истинным джентльменом. Он передал записку от Беллы: «Я не осмеливаюсь выйти из дома. Жестокие родители заточили меня в четырех стенах. Если бы ты знал, как я страдаю! Твоя Белла с разбитым сердцем». Опять та же глупая книжка. Записка показалась парню довольно странной, потому что родители Беллы были, скорей, заинтересованы в их дружбе. Парень был завидным женихом, у него водились деньги.
– Но, почему же они… – начал я.
– Не знаю, – раздраженно ответил Эдвард. – Я рассказываю тебе то, что сказал мне Бобби. Жених заподозрил что-то неладное, но не сумел уличить Бобби во лжи, так что в тот раз он выкрутился. Когда на следующей неделе ему понадобилась помощь по Французскому, попалось слишком сложное упражнение, он решил проделать то же самое и с сестрой. Но она оказалась проницательней и вывела брата на чистую воду. Женщины, почему-то, намного менее доверчивы, чем мужчины. Они просто жутко недоверчивы, ты не замечал?
– Замечал, – ответил я. – А они помирились, этот парень и сестра Бобби, они потом помирились?
– Этого я не помню, – равнодушно откликнулся Эдвард. – Но Бобби уехал в школу на год раньше, чем его собирались туда отправить. Этого он и добивался. Так что, все уладилось.
Я пытался разобраться какова мораль этой истории, она явно подразумевалась, когда поток света из открытой двери хлынул на лужайку, освещавшуюся до этого лишь луной, и тетя Мария вместе с новым викарием вышли из дома и направились к садовой скамейке, за которой плотной стеной, почти целиком огибавшей дом, высились кусты лавра. Эдвард мрачно размышлял.
– Если бы мы знали, о чем они говорят, – сказал он, – ты бы понял, что я прав. Слушай! Давай отправим малыша на разведку!
– Гарольд уже спит, – сказал я, – не думаю, что стоит…
– Вздор, – перебил меня брат, – он младший и должен делать то, что ему велят!
Итак, бедного Гарольда вытащили из постели и проинструктировали. Он, конечно, не пришел в восторг, когда его вдруг поставили на холодный пол и потребовали выполнить задание, не представлявшее для него никакого интереса, но он был преданным и послушным братом. Существовал очень простой способ выбраться из комнаты. Из окна было нетрудно перебраться на крыльцо с железными перилами, что мы обычно и делали, когда хотели тайком сбежать. Гарольд ловко, как крыса, пробрался вниз, его белая ночная рубашка мерцала какое-то время в темноте, на дорожке, посыпанной гравием, прежде чем он пропал из виду среди кустов лавра. Ненадолго наступила тишина, ее неожиданно прервал долгий пронзительный визг, будто скребли чем-то по металлической поверхности, потом послышались звуки борьбы. Наш разведчик попал в руки врага!
Только лень заставила нас поручить такое важное задание младшему брату, но теперь, когда с ним случилась беда, мы мгновенно ринулись на помощь. Не прошло и секунды, как мы спрыгнули с крыльца и поползли, подобно индейцам Чероки, к скамейке, сквозь кусты лавра. Жалостное зрелище предстало нашим глазам. Тетя Мария в белом вечернем платье сидела на скамейке и выглядела, особенно для тети, просто чудесно. Перед ней, на лужайке, стоял разгневанный викарий, держал за ухо нашего младшего брата и, судя по воплям, которые издавал последний, собирался вот-вот оторвать его ухо от головы. Жуткий вой Гарольда мы оценили лишь с эстетической точки зрения, потому что любой мальчишка, побывавший в руках взрослого, легко отличит крик подлинной физической боли от рева, взывающего к милосердию. Гарольд явно использовал в этот момент второй вариант.

– Ну, щенок (я слышал, что викарий сказал «щенок», но Эдвард потом решительно утверждал, что было произнесено слово «чертенок»), рассказывай, что ты здесь делаешь?
– Отпустите мое ухо, – визжал Гарольд, – и я скажу вам истинную правду.