– Вы заметили какие-то особенные признаки? – спросила Шурочка в тревоге, взбираясь бок о бок с ним на крутизну. Они оба спешились, чтобы не утомлять и без того уставших лошадей.
Проводник молчал, словно не слышал, обратив слух на нечто иное, чем голос спутницы. Придерживая шапку рукой, посмотрел на небо.
– Нам лучше поскорее перейти через перевал, в долину. Я слышу… – он на мгновение замер, – сыплются камни.
Шурочка почувствовала, как сердце задергалось, задрожало. Камни сыплются – где?
– Не пошли бы тут никогда, кабы не сгорела тропа… – с досадой повторил он в который раз. – Это ураган.
Шурочка, снова услышав это причитание, почувствовала, что тревога впилась в ее сжавшееся сердце.
Ураган? А что значит он в горах Алтая?
– Но… не землетрясение? – спросила она, искоса взглянув на проводника.
– Нет, но мало хорошего. Камни полетят не хуже чем при тряске земли. Деревья вылетают с корнем, будто срубленные топором ветки.
Мужчина снова взглянул на небо, а Шурочка поежилась. Теперь, кажется, всей кожей она чувствовала приближение чего-то особенного. Она закинула голову и испугалась. Могучее темное облако оторвало край заката и понесло его на восток. К рассвету. Сейчас сойдутся закат и рассвет? Но такого не бывает.
Бывает, бывает… Это уже ревел ветер, бросая ей в уши неразборчивые слова, а она не могла отвести глаз от летящего облака с клоком красного заката. Та его часть, которая осталась на западе, будто взорвалась, как огромное яйцо, из нее выползли два дракона. Они обняли пространство с двух сторон, как занавеси оперной сцены.
– О-о-о! – услышала она протяжный мощный баритон, как будто начинавший вести свою партию.
Она повернулась на голос и обомлела.
– О-о-х! – повторился крик, но уже снизу.
Шурочка стояла на узкой перемычке под скалой, а ниже, в зев расщелины, летел проводник. Он не выпускал поводья, и лошадь, растопырив четыре ноги, похожая на деревянную лошадку, летела рядом. Их догоняла вековая сосна, вырванная с корнем, чтобы укрыть навсегда своими ветками.
Шурочка инстинктивно вцепилась в выступ скалы так крепко, как птица, о которой проводник сказал, что она обхватывает ветку коготками, как капканом. Никакая сила, кроме землетрясения, не смогла бы оторвать ее от скалы. И то вместе с куском камня.
Ее конь уже перешел через опасный уступ, и Шурочке нужно было только одно – сделать, как он. Она уговаривала себя, что сделает это, ведь конь больше… он смог. Наконец усилием воли она перенесла свое тело вперед, твердя себе как заклинание:
– Не смотри, не смотри вниз.
Теперь Шурочка шла и шла следом за лошадью, не зная куда, но не могла остановиться. Она не думала о том, что больше нет рядом проводника. Она не плакала, так устроена: слезы – после.
Это «после» пришло. В тихой долине, куда она спустилась по тропе. Лошадь встала, а Шурочка опустилась на землю. Ей казалось, теперь уже навсегда.
Такой тишины и такой отстраненности от мира она не испытывала ни разу после того, как побывала на молитвенном собрании квакеров в Лондоне. Слезы катились, она их не останавливала. Но когда они закончились, сквозь туман увидела очертания строений.
Она вытерла лицо ладонью и всмотрелась. Это жилье, явно брошенное. Наверняка это брошенный поселок старателей. Он в хорошем месте – у подножия горного кряжа, который спускается в долину. Теперь дома стояли без крыш, но тропинка все еще различалась. Ветер сделал свое дело – набросал семян, прихваченных где-то в пути, и внутри брошенных строений, а не только вокруг зеленели молодые тополя. Но, заметила Шурочка, они еще не проросли сквозь дыры в крышах. Значит, здесь были люди несколько лет назад.
Она встала и пошла к дому – всегда возникает волнение при виде брошенного человеческого жилья. Старинные развалины, которые она наблюдала во время путешествий, – это другое. Это история, которой следует восхищаться, которая учит – вот как было, которая подтверждает то, что написано в книгах. Но здесь жили люди, может быть, не старше ее или даже моложе. Где они сейчас? Почему ушли? Она снова присмотрелась к деревьям. Они выросли такими за четыре года, не больше.
