Как же ему в голову не пришло – не может человек поменяться враз, да так, что самого себя не узнает!
Ну какой из него муж купчихи, скажите пожалуйста? Да еще при том условии, какое она ему выставила? А Шурочка? Это она-то – мадам Кардакова? Ох, сэр Майкл, что-то свинтилось в твоей бедной голове от этих переездов, от жизни на два дома, на две страны.
Ладно, теперь, похоже, все становится на место. А когда он настигнет Шурочку – вот сюрприз! – обо всем подумает и разберется – с ней, с собой и с… Варей?
Ну-ну, смелее, подгонял он себя. С ней тоже. Потому что это значит – с самим собой.
В памяти то и дело вспыхивало ее лицо. Напряженное – при разговоре с ним. Как будто девушка боялась сказать что-то лишнее. Расслабленное – когда она не видела, что он за ней наблюдает.
Может быть, она опасалась выдать свои чувства к нему? Он помнит, как однажды Шурочка сказала, что Варя то и дело вспоминает: ах, каков сэр Майкл…
Но перед этим не заехать ли ему к Алешиному отцу? Не убедить ли заранее, что золото – это не только металл. Что он может, не нарушая данного им слова, иметь в виду под ним, к примеру, пушнину, которая называется мягкое золото. В тайге, где сейчас Алексей, можно скупить целые возы этого золота… Да можно ли, черт побери… Ох Господи, прости, одернул он себя, да можно ли с легким сердцем заточать сына в келью?
Нет, Галактионов, не нужно этого делать, ты не тот, кто способен сдвинуть священника с его позиции. Говорить с таким убежденным в своей праведности человеком, в своей справедливости отцом – это… Это все равно что затащить его на «Гибель богов» Вагнера, вдруг пришло ему в голову.
Он усмехнулся. Эту музыкальную драму они видели в Берлине вместе с Игнатовым, Вариным отцом. После спектакля, взглянув на него, Игнатов молчал, изучая, потом посоветовал своему другу прочесть работу Сеченова «Рефлексы головного мозга».
– Очень реалистическая и материалистическая, – сказал он. – Будет полезна. – Больше не добавил ни слова.
Михаил Александрович поморщился. Что бы посоветовал ему сделать или дал почитать Игнатов, если бы он попросил руки его дочери?
Экипаж подпрыгнул на кочке, больно поддав Галактионову снизу. Он рассмеялся – хорош ответ. Он от кого – от богов?
Он вздохнул. А ведь сам Игнатов почти вдвое старше жены, а у них все так замечательно. Игнатов женился, насколько помнит Михаил Александрович, немногим моложе, чем он сам сейчас.
Боже мой, вдруг осенило Михаила Александровича, он на самом деле вдвое старше Вари? Легкая печаль сжала сердце. Как всякий человек, не связанный семьей, детьми, он почти не чувствовал свой возраст. Обычно его отсчитывают своими годами взрослеющие дети, которые оставляют родителей в прошлом. На долю таких, как он, остается календарь. Но если вникать только в дни, а не в годы, можно чувствовать себя вечно молодым.
От мерного раскачивания экипажа Галактионов заснул. Как всякий путешественник, он свыкся с дорогой. Он доверил ей себя, терпеливо ожидая, когда она приведет его к конечной цели.
– Вы на самом деле готовы на такой подвиг? – в последний раз задал вопрос Игнатов. Потом покачал головой и объяснил самому себе: – Это все английские штучки. – Он вздохнул. – Я понимаю. Но что делать – каков мир, таковы и люди. Желаю вам, Александра Петровна, доброго пути. На проводника можете положиться, на лошадей тоже. Они доставят вас к вашей цели наилучшим образом. Алексей того достоин, не менее чем декабристы, за которыми устремлялись любящие их женщины, – улыбнулся он.
Варя не просто одобряла поступок Шурочки, но в последний миг вызвалась сопроводить ее. Если бы в тот миг ее увидел Михаил Александрович, он не узнал бы прежнюю сдержанную и строгую девушку. Но лишь настоятельное предупреждение матери о третьем лишнем остудило ее жар.
– Ты подавай о себе вести с дороги, – настаивала Варя, стискивая руку подруги, когда они сидели в Шурочкиной комнате.
– Ага, я буду писать записки и вешать листки на деревья, – шутила Шурочка. – Ну что бы еще не забыть… – бормотала она. – Знаешь, больше всего меня мучит вопрос – куда спрятать самое ценное, что у меня есть?
