Варина мать тихо вздохнула:
– Отец, они ведь обидеться могут. – Потом повернулась к девушкам. – Но не стоит. Для отца самые любимые существа на свете – его гордоны. А если он кого-то приравняет к ним – то чрезмерная похвала.
Все засмеялись.
– Видите, как матушка тонко объясняет меня? – Игнатов подмигнул Варе и Шурочке. – Она у нас толмач. С мужского языка перелагает на женский. – Он снова повернулся к собакам в дверях. – Хоть вы и такие распрекрасные, но свое место надо знать. На псарню!
Собаки попятились, дверь закрыл мальчик-слуга.
– Видали? Каковы?
– Замечательные, – выдохнула Шурочка. – Дядя рассказывал мне о них, но разве можно сравнить воображаемое и настоящее?
Варя вздрогнула, услышав то, что сказала Шурочка. Как точно – ей именно этого и хочется – сравнить воображаемое и настоящее. Удастся ли когда-то? Удастся ли увидеть вообще Михаила Александровича Галактионова снова?
Она подцепила вилкой кусочек рыбы, полила чесночным соусом и отправила в рот.
– Михаил Александрович, я помню, тоже держал легавых, охотился с ними.
– Он теперь их не держит, – сказала Шурочка.
– Конечно, я понимаю, он и зимует в Лондоне.
– Нет, прошлую зиму почти всю провел в Москве, – сказала Шурочка.
– Да, серьезные колебания – не то Россия, не то Англия. – Он покачал головой. – Времена настали. Но, как всякие времена, какая-то польза будет и от нынешних. Так всегда. Ну разве не удивительно, что на русскую охоту повлияла французская революция?
– Игнатов, – одернула его жена, – дай девочкам поесть.
– И попить, – сказала Варя, указывая на кувшин с морсом. – Это из лесной земляники?
– Конечно. Я знаю, что ты любишь. Шурочке тоже, думаю, понравится.
Мать налила в прозрачные бокалы морса.
– Я не преувеличиваю, – продолжал Игнатов, переждав, когда дочь и подруга отопьют из бокалов. – В конце прошлого века, как вы знаете из истории, в Россию бежала французская аристократия и противники революции. Они прихватили с собой самое ценное, – он искоса взглянул на жену, – охотничьи ружья и собак. – Жена оставила без ответа его взгляд. Он продолжил: – Французы осели в провинциальных городах, а от них наши помещики узнали, каково это – охотиться с собаками и ружьями.
– Ты бы сказал, что до этого в России тоже охотились с собаками, – вступила в разговор Игнатова. – А то можно подумать, без французов мы понятия не имели бы о том.
– Конечно, охотились. Со сворами борзых. При них незачем было иметь ружья. Правда и то, что когда русские ходили походами в Европу, они оттуда тоже привозили собак и ружья.
Жена кивнула и сказала:
– Вот именно.
– Сначала с легавыми охотились разные горожане – чиновники, интеллигенция, мелкопоместные дворяне. Богатые помещики воротили нос – мол, никогда не променяют псовые охоты на ружейные. Но лет двадцать назад они сдались, завели себе ружья и легавых. – Игнатов повернулся к Шурочке. – Вы, Шурочка, наверное, листали дядюшкины книги…
– У него замечательная библиотека, оттуда можно не выходить неделями, – с жаром проговорила она.
– Да, его библиотека не из тех, на которых, как в аптеке, надо написать: только для наружного употребления, – хмыкнул Игнатов.
Варя засмеялась.
– Что вы. Дядя все прочитал. Я тоже – почти все.
– Так вот, у него есть одна редкая книга. Я ему подарил, давно. – Он вздохнул: – До сих пор жалею.
Девушки рассмеялись, а жена махнула рукой.
– Она называется «Разговор двух приятелей, пустынника и лесоруба, о предметах, касающихся охоты». Она вышла сто с лишним лет назад, в 1766 году. Он не передарил ее никому? Если нет, я у него выменяю. Обратно.
– Ну как дети, ей-богу, – простонала Игнатова.
– Ребячество в душе – залог долгой жизни, матушка. Если я веду себя на семнадцать лет, значит, мне до конца срока о-го-го сколько! Не смотри, что мне шестой десяток. Поэтому радуйся, что не покину тебя, мою молодую, раньше времени.
Шурочке было тепло в этом доме, как никогда и нигде. Она с некоторой завистью смотрела на Варю. Как ей повезло – такая семья. У нее ее не было.
Но она будет. Для этого нужно только одно условие – найти человека, которого любишь. Он есть, это Алеша. Ей нужно торопиться к нему.
