Он резко встал.
— Пошли выпьем, ради Бога!
Мы пошли и выпили, и не по одной.
Я чувствовал — Уокер что-то хочет мне предложить. Он говорил, что ему причитаются непонятно откуда деньги, что он нуждается в человеке, на которого можно положиться. Наконец он решился.
— Слушай, — начал он, — мой старик умер в прошлом году и мне причитается две тысячи фунтов, если удастся вырвать их из лап адвокатов. Я мог бы съездить в Италию на эти две тысячи.
— Конечно, мог бы, — сказал я.
Он прикусил губу.
— Хал, я хочу, чтобы ты поехал со мной.
— За золотом?
— Да, за золотом. Поделим поровну.
— А как же Курце?
— К черту Курце! — горячась, сказал Уокер. — Я не хочу иметь с ним дело.
Его предложение заставило меня задуматься. Я был молод, настроение в те дни — паршивое, а тут такое заманчивое предложение, если, конечно, Уокер не врет. Да хотя бы и врал, почему бы мне не прокатиться в Италию за его счет? Путешествие сулило интересные приключения, но я колебался.
— А зачем я тебе?
— Не справлюсь я один, — ответил он. — Курце я бы не доверился, а тебе доверяю, честное слово.
Я решился.
— Хорошо, договорились, но при одном условии.
— Выкладывай.
— Ты перестанешь напиваться, — сказал я. — Пока ты трезвый, все хорошо, но в пьяном виде ты невыносим. К тому же, сам знаешь, ты болтаешь много, когда наберешься.
Он скорчил самую серьезную мину.
— Согласен, Хал, больше не притронусь.
— Ладно, когда отправляемся?
Теперь-то я понимаю, какими наивными дурачками мы тогда были, собираясь без всяких хлопот вытащить из-под земли несколько тонн золота. Мы и не представляли себе, сколько изворотливости ума, усилий потребуется от нас, все это ожидало нас в будущем.
Уокер вздохнул:
— Адвокат говорит, что завещание вступит в силу только через шесть недель. Тогда мы сразу можем с тобой отправляться.
Мы частенько обсуждали с ним предстоящее путешествие. Собственно, практическая сторона дела Уокера не интересовала, он и думать не хотел о том, как достать золото из шахты, как переправить его. Он находился под гипнозом каких-то призрачных миллионов.
Однажды он сказал:
— Курце подсчитал, что золота там четыре тонны. По нынешним расценкам выходит больше миллиона фунтов! Да, там ведь еще лиры — коробки просто набиты ими. Ты даже представить себе не можешь, какое количество лир только в одной такой коробке.
— О них можешь забыть, — предупредил я. — Только вынешь такую бумажку, как тут же окажешься в лапах итальянской полиции.
— Совсем необязательно тратить их в Италии, — недовольно буркнул он.
— Тогда придется иметь дело с Интерполом.
— Да ладно, — нетерпеливо отмахнулся он, — забудем про лиры. Но там еще драгоценности: кольца, браслеты, бриллианты и изумруды! — Глаза его загорелись. — Бьюсь об заклад, что эти драгоценности куда дороже золота.
— Да, но их труднее сбыть, — сказал я.
Меня все больше и больше беспокоило его явно иллюзорное представление о практической стороне задуманного дела Ситуация осложнялась еще и тем, что Уокер не говорил, где, собственно, находится этот свинцовый рудник, так что я был лишен возможности активно участвовать в подготовке нашего путешествия.
Он вел себя словно ребенок в предвкушении рождественских подарков. Я не мог заставить его подумать о фактической стороне дела и был готов отказаться от участия в этой безумной затее. Тем более что временами передо мной маячила перспектива низкооплачиваемой работы после длительной отсидки в итальянской тюрьме.
Вечером, накануне того дня, когда Уокер должен был пойти к адвокату подписать последние бумаги и получить наконец наследство, я зашел к нему в гостиницу. Полупьяный, он лежал на постели, рядом стояла бутылка.
— Ты же обещал больше не пить, — холодно сказал я.
— А, Хал, я не пью, совсем не пью. Только пригубил чуть-чуть, чтобы отметить событие.
— Будет лучше, если ты прервешь свое ликование и почитаешь газету.
— Какую газету?!
— Вот эту, — сказал я, вынимая из кармана сложенные газетные листы. — Вот, маленькая заметка в самом низу.
Он взял газету и тупо уставился на нее.
— Что я должен читать?
— Заметку под заголовком «Приговор итальянцам вынесен».
