Но это могли разоблачить: красноватый гранит никак не подходил к желтому кварциту саркофага. Во время погребальных торжеств жрецам и вельможам разница должна сразу же броситься в глаза.
Поэтому надсмотрщик распорядился покрасить поддельную крышку в желтый цвет, накинуть на нее покров и поставить в угол погребального покоя.
И вот наступило время погребальных торжеств. Холодный пот выступил на лбу у надсмотрщика. Но никто не интересовался крышкой. Церемония проходила быстрее, чем обычно. Три вставленных друг в друга гроба последний, из чистого золота, содержал набальзамированную мумию царя были погружены в кварцитовый саркофаг; вельможи и жрецы поспешно оставили гробницу.
Новый царь Эйе собирался взять в жены юную вдову покойного фараона. Поэтому растягивать на длительное время торжество погребения никак не входило в его планы.
Это было смутное для Египта время. Вместо многочисленных старых богов в стране стали почитать одного – бога солнца Атона. Жрецы бога Амона ненавидели царей, которые лишили их влияния. Народ не знал, кому теперь верить – богам своих предков или Атону, которого царь объявил единственным богом. Потом вдруг совсем молодыми один за другим умерли три царя-еретика. Жрецы победили, а народ должен был теперь еще больше почитать своих старых богов.
Голос столяра быстро вернул Менафта к действительности.
– Ты где? Куда ты исчез? – кричал Сейтахт. – Опять испугался кары богов? Давай свой инструмент и отправляйся домой!
– Я останусь с вами, – решительно заявил Менафт.
– Тогда поторапливайся! Поможешь нам пробить проход в гробницу!
– Почему вы до сих пор не зажигаете света? – спросил Менафт. – В темноте я не могу работать.
Столяр поспешно спустился по лестнице к гробнице и закричал своим сообщникам:
– Что с вами? Почему прекратили разводить огонь?
Из глубины послышалось ворчание Мунхераба:
– Ты же сам говорил, что надо подождать камнереза. Сначала ты ругаешься, что мы слишком рано разводим огонь, потом тебе кажется, что слишком поздно. Сам не знаешь, чего хочешь!
Водонос замолчал, и вскоре опять послышался звук трения. Вокруг рифленой поверхности веретена была обвита тетива лука, которая подобно пиле двигалась туда и сюда, вращая при этом само веретено. На верхнем его конце был надет набалдашник, который Мунхераб придавливал рукой. С помощью втулки, насаженной на нижний конец веретена, он сверлил подставку из мягкого дерева. В канавке возле просверленного отверстия лежал трут. Видимо, горшечник Эменеф держал кусок мягкого дерева, так как теперь он подбадривал Мунхераба:
– Тяни быстрее лук! Дерево уже нагрелось и сейчас загорится!
Менафт услышал напряженное дыхание водоноса, потом увидел, как что-то сверкнуло в темноте. Эменеф, стоя на коленях и низко наклонившись к земле, изо всех сил раздувал трут. Посыпались искры, трут начал гореть. Затанцевал крохотный огонек. Хенум держал нагртове масляную лампу.
Менафт посмотрел вверх. Перед ним находился замурованный вход в гробницу. На оштукатуренной стене были оттиснуты печати царского некрополя с изображением шакала над девятью пленными и печать фараона Тутанхамона. Кто без позволения повредит хотя бы одну из печатей, будет жестоко наказан.
Однако грабители бесстрашно ощупывали оттиски печатей на стене. Только-руки Сейтахта слегка дрожали.
– Нас никто не опередил, все печати целы, – прошептал он взволнованно.
– Мы найдем много золота, – обрадовался Эменеф, – у меня будет столько масла, зерна и скота, как у какого-нибудь управляющего царскими поместьями.
– Не радуйся раньше времени, у нас пока еще нет сокровищ, – бросил ему Сейтахат. – Кто знает, не завален ли ход за этой стеной. – При этом он посмотрел на Менафта, как бы желая найти у него подтверждение своему предположению.
Камнерез схватил масляную лампу и начал внимательно осматривать верхнюю часть замурованного входа. На его лице застыло привычное сосредоточенное выражение, как во время работы в мастерской. Наконец Менафт передал лампу Мунхерабу.
– Подними лампу повыше и посвети мне, – приказал он, взял в руки бронзовое долото и приставил его к левому верхнему углу стены. ~