— Зачем?
— Не знаю. Никогда не спрашивал.
— Понятно. — Я незаметно оглядел Белларозу. Сегодня он надел практически такой же костюм, как и в прошлый раз, но другого цвета — пиджак теперь был серым, а брюки голубоватого цвета. Ботинки черные, свитер белый. Но что меня поразило, так это то, что из-под пиджака виднелась портупея.
Он поднял на меня глаза и спросил:
— К вам на участок никогда не забредали странные личности?
Я закашлялся.
— Был один такой случай. Ничего серьезного. А почему вы спрашиваете?
— К нам забрел вчера утром какой-то мужик. До смерти перепугал мою жену. Мои… садовники сумели быстро его выгнать.
— Люди иногда любят прогуливаться по чужим участкам. Бывает так, что ребятишки балуются по ночам.
— Это был не ребенок. Белый мужчина, лет пятидесяти на вид. Похож на пациента, сбежавшего из психушки.
— Да? Он каким-то образом напугал вашу жену?
— Да. Он рычал на нее, как собака.
— О, Боже. Вы вызвали полицию?
— Нет. За ним погнались мои садовники с собаками. Он убежал на вашу территорию. Я хотел позвонить, но не нашел вашего телефона в справочнике.
— Спасибо, что предупредили. Буду начеку.
— Не за что. Теперь моя жена хочет обратно в Бруклин. Может быть, вам удастся убедить ее, что здесь вполне безопасное место.
— Я позвоню ей.
— Звоните. Или заходите в гости.
— Спасибо. — Я вытянулся в кресле и уставился на потрескивающие поленья. «Пятьдесят лет». Вероятно, у нее плохое зрение.
Ветер за окном подул сильнее, дождевые капли с силой колотили по стеклу. Мы сидели молча, по крайней мере, один из нас ломал себе голову о причине столь неожиданного визита. Наконец мистер Беллароза нарушил молчание:
— Так вы уже посадили рассаду в землю?
— Нет еще. Но я уже попробовал ваш салат.
— Да? Понравилось?
— Очень. Надеюсь, мы получили от вас и эту рассаду?
— Да. Там все помечено. Там есть салат, есть базилик, есть зеленый перец, есть баклажаны.
— А оливок там нет?
Он засмеялся.
— Нет. Оливки растут на деревьях, которые выращивают веками. Здесь они не произрастают. Вы любите оливки?
— Да, с мартини.
— Правда? Я здесь буду выращивать инжир. Купил пять саженцев красного и пять саженцев зеленого инжира. Но в здешнем климате надо обязательно закрывать деревья на зиму. Их полагается оборачивать специальной бумагой и присыпать листьями, тогда они не замерзнут.
— В самом деле? Садоводство — это ваше хобби?
— Хобби? У меня нет хобби. Все, что я делаю, я делаю всерьез.
Я в этом не сомневался. Я допил свой кофе и бросил стаканчик в огонь.
— Итак…
— Жаль, что вас вчера не было с нами. Очень много потеряли. Интересные люди, полно вкусной еды и питья, — посетовал Беллароза.
— К сожалению, мы никак не смогли выбраться. Как голова ягненка?
Он снова рассмеялся.
— Это еда для стариков. Если на столе нет этого блюда, старики начинают думать, что ты совсем заделался американцем. — Он задумался, потом добавил: — Знаете, когда я был ребенком, я совсем не ел кальмаров, осьминогов — всю эту нечисть. А теперь ем — и ничего.
— Но до головы ягненка дело еще не дошло?
— Нет. Не могу, хоть режьте. Господи, они вытаскивают ему глаза, отрезают язык, отъедают нос, потом едят мозги. Брр. Вот бараньи ребрышки — это другое дело. А вы здесь что едите на Пасху?
— Молодого барашка. Без головы, но зато в мятном соусе.
— Вы знаете, что я заметил? В этой стране чем старше становится человек, тем больше его тянет к обычаям своей родины. Я сам это вижу на примере моих племянников, моих детей. Поначалу они терпеть не могут ничего итальянского, потом, постепенно, им хочется все больше следовать родным традициям и все такое. То же самое с ирландцами, поляками, евреями. Вы обращали внимание?
Никогда не замечал, чтобы Эдвард и Каролин танцевали вокруг майского шеста или ели копченую селедку. Но у некоторых наций возврат к старым традициям действительно наблюдается. Ничего не имею против, лишь бы при этом не совершалось человеческих жертвоприношений.
— Я хочу сказать, — продолжал Беллароза, — что людям свойственно стремиться к истокам. Возможно, в американской культуре они не находят того, что им нужно.
Я посмотрел на Белларозу с интересом. Я, конечно, не считал его полным идиотом, но уж, во всяком случае, не ожидал услышать от него таких слов, как «американская культура».
