— Довольно дорогой лук и латук, — заметил я.
— Да, но какая, к черту, разница.
Должен вам сказать, что акцент у Белларозы был явно не местный, то есть не тот, с которым говорят в Локаст-Вэлли. Он был похож на бруклинский, но не в чистом виде. Так как акценты имеют в нашем кругу большое значение, я научился довольно хорошо различать их на слух. Я могу более или менее верно определить, из какого из пяти районов Нью-Йорка происходит мой собеседник, могу иногда даже определить пригород Нью-Йорка. Могу сказать, в какой университет ходил обладатель акцента, учился ли он в Йельском университете. Фрэнк Беллароза в Йеле не учился, но что-то в его манере говорить — возможно, его словарь — указывало на причастность к какому-то неплохому университету. В его произношении явно чувствовался также говор бруклинских улиц. Чтобы проверить свою догадку, я спросил:
— А где вы жили до того, как переехали в Лэттингтон?
— Где? Да в Вильямсберге. — Он посмотрел на меня. — Это в Бруклине. Вы знаете Бруклин?
— Не очень хорошо.
— Потрясающее место. Вернее, было потрясающим. Там сейчас слишком много… иностранцев. Я вырос в Вильямсберге. Вся моя семья оттуда. Мой дед жил на Хэвмейер-стрит, когда переехал туда.
Я сделал вывод, что дедушка мистера Белларозы переехал туда из другой страны, несомненно из Италии, и что немцы и ирландцы, обитатели Вильямсберга, вовсе не встретили его с распростертыми объятиями и шницелями. Когда на этом континенте жили только индейцы, первым европейцам достаточно было убить их, чтобы иметь жизненное пространство. Следующим волнам иммигрантов пришлось несколько тяжелей: им уже надо было покупать землю или брать ее в аренду. Но мистер Беллароза вряд ли правильно понял бы мою иронию, поэтому я лишь сказал:
— Надеюсь, вам понравится Лонг-Айленд.
— Я давно знаком с этим районом. Когда-то я учился в одной из здешних школ-интернатов.
Он не стал уточнять, а я не настаивал, хотя мне было интересно узнать, в какой школе-интернате он учился.
— Еще раз спасибо за салат, — произнес я.
— Его надо есть свежим. Он только что с грядки. Лучше всего добавить растительного масла и уксуса.
Интересно, будут ли его есть без масла и уксуса лошади?
— Конечно, мы так и сделаем. Ну…
— Это ваша дочь?
Беллароза заглядывал через мое плечо. Я обернулся и увидел, что к нам подходит Сюзанна.
— Это моя жена, — объяснил я мистеру Белларозе.
— Да? — Он не отрывал глаз от Сюзанны. — Я уже ее видел. Она ехала верхом по моему участку.
— Да, она иногда ездит верхом.
Он переключился на меня.
— Послушайте, если она хочет совершать эти прогулки верхом через мой участок, то ради Бога. Вероятно, она давно уже ездит этим путем, еще до того как я приобрел эту землю. С какой стати обижать женщину? У меня двести акров, места достаточно, а лошадиный навоз, говорят, полезен для почвы. Верно?
— Особенно он хорош для роз.
Сюзанна подошла прямо к Фрэнку Белларозе и протянула ему руку.
— Я — Сюзанна Саттер. А вы, должно быть, наш новый сосед.
Беллароза замешкался, прежде чем пожать ее руку, и я догадался, что в его мире не принято обмениваться рукопожатиями с женщинами.
— Фрэнк Беллароза, — представился он.
— Рада видеть вас, мистер Беллароза. Джон сказал, что встретил вас в питомнике Хикса пару недель назад.
— Да, было такое.
Беллароза не отрываясь смотрел Сюзанне в глаза, но я заметил, что на пару секунд его взгляд упал на ее ноги. Честно говоря, мне совсем не понравилось, что Сюзанна не надела свои спортивные брюки и предстала перед совершенно посторонним человеком в теннисном костюме, который не скрывал практически ничего.
— Извините, что мы первыми не нанесли вам визит, — мы просто не были уверены, что вы уже переехали и готовы принимать гостей, — проговорила Сюзанна.
Беллароза, видимо, не знал, что сказать. С этикетом у него были серьезные проблемы. Должен заметить, что Сюзанна частенько входит в роль леди Стенхоп, когда хочет поставить людей в неловкое положение. Не знаю только, защищается она таким образом или нападает.
Беллароза, однако, вовсе не испытывал неловкости. Он просто держался с Сюзанной не так раскованно, как со мной. Возможно, его отвлекали ноги Сюзанны. Он слегка наклонился к ней.
