Мы шли по Грейс-лейн в сторону Фокс-Пойнт.
— Таких людей, как Энтони, лучше не выводить из себя, — предупредил меня Беллароза.
— Пусть лучше он больше не выводит меня из себя.
— Да?
— Послушай. Если ты пригласил меня на свою территорию, то твои головорезы должны относиться ко мне с уважением.
— Да? Так ты тоже заговорил об уважении? Ты что, итальянец, что ли? — удивился он.
— Послушай, Фрэнк, ты сегодня же предупредишь своих молодцов, включая твоего шофера Ленни и этих недоумков с их стервами, что дон Беллароза относится к мистеру Саттеру с уважением и требует этого же от остальных.
Он молча смотрел на меня.
— Хорошо, но только не заставляй больше меня ждать тебя. О'кей?
— Постараюсь.
Мы пошли дальше по Грейс-лейн. Интересно, сколько людей сейчас наблюдало за нами из своих «башен из слоновой кости»?
— Слушай, тут ко мне заходил твой сын, — вдруг сказал Беллароза. — Он рассказывал тебе?
— Да. Он говорил, что ты провел его по всему поместью. Очень любезно с твоей стороны.
— А, ерунда. Хороший парень. Мы с ним поболтали немного. Он похож на тебя, верно? И так же любит задавать вопросы в лоб. Он меня спросил, откуда я взял столько денег на восстановление этой усадьбы.
— Ну, я не учил его задавать такие вопросы. Надеюсь, ты ему объяснил, что он лезет не в свое дело?
— Нет. Я сказал, что много работал в выгодной сфере бизнеса.
Надо будет поговорить с Эдвардом о невыгодности преступных занятий и о расплате за грехи, напомнил я себе. Урок Фрэнка Белларозы, преподанный им его детям, вероятно, был менее сложен и укладывался в три слова: «Старайся не попасться».
Мы дошли до конца Грейс-лейн, здесь дорога делает разворот вокруг скалы высотой футов в восемь. Существует легенда, согласно которой пиратский капитан Кидд, закопавший свои сокровища на Северном побережье Лонг-Айленда, использовал эту скалу в качестве исходной точки на карте, показывавшей, где зарыт клад. Я рассказал об этом Белларозе.
— Поэтому это место и называется Золотым Берегом? — спросил он.
— Нет, Фрэнк. Оно так называется потому, что здесь живут богатые люди.
— Понял. Кто-то уже откопал клад?
— Нет, но я могу продать тебе карту.
— Да? А я предложу тебе в обмен документ о моем праве собственности на Бруклинский мост.
Да, в случае с Фрэнком Белларозой мой юмор явно не срабатывал.
Мы пошли дальше, ко входу в Фокс-Пойнт. Сторожевой домик этого поместья был выстроен в виде миниатюрного замка. Вдоль стен усадьбы тянулись густые заросли деревьев и кустарника, так что с улицы невозможно было увидеть, что происходит за забором. Я вынул ключ и открыл замок на воротах.
— Как тебе удалось попасть внутрь? — спросил я Белларозу.
— Когда я проходил мимо, ворота были открыты, а на пляже резвились какие-то люди. Я тоже могу получить такой ключ?
— Вероятно, да. Я закажу для тебя дубликат. — Обычно те, кто открывает замок, ленятся запирать его за собой, именно поэтому Беллароза и попал в усадьбу. Но в этом человеке было нечто такое, что заставляло придавать большое значение даже мелочам. Мне все казалось, что за ним по пятам следуют его головорезы, что за ним продолжает следить Манкузо, и, хотя позади нас на дороге никого не было видно, я все же закрыл ворота на замок. — У тебя есть с собой оружие? — спросил я.
— А Папа Римский носит крест?
— Мне кажется, да. — Мы продолжали наш путь по дороге, которая когда-то была вымощена тоннами морских ракушек, но с годами совсем заросла травой. Деревья, росшие по бокам дороги, образовали подобие туннеля — сквозь него можно было пройти, едва не задевая годовой о ветки.
В каком-то месте туннель делал поворот и шел вниз по склону — вскоре в конце его забрезжил свет. Наконец мы оказались на самом пляже, великолепной полосе гальки длиной в милю. Растительность здесь постепенно переходила от высоких деревьев к полосе кустарника, от него — к зарослям высокой травы, а дальше — сплошная галька.
— Отличное место, — восхитился Беллароза.
— Спасибо за комплимент, — сказал я, создавая тем самым у него впечатление, что я имею какое-то отношение к этому месту.
Дорога вдоль побережья вывела нас к руинам большого дома поместья Фокс-Пойнт. Дом, построенный в начале двадцатых годов, имел очень смелую архитектуру для того времени: в конструкции использовалось много стекла, крыши частью были плоскими, а все трубы выведены наружу. Около двадцати лет назад дом сильно пострадал от огня, но в это время в нем уже никто не жил: последние обитатели покинули усадьбу в пятидесятых годах. На дом уже надвинулись песчаные дюны, он стал похожим на останки древнего ископаемого. Я еще помню, как он выглядел раньше, правда, я видел его только с яхты, издалека. Тогда мне часто нравилось представлять себя живущим в этом доме и любующимся морем с его балконов.
