Золотой архипелаг - страница 88

— На четвертом, — нехотя буркнул он. — Там написано.

— Криминалистику уже сдавали?

— Это насчет улик, вы имеете в виду? Сдавали. Так что я отлично понимаю: на основании улик вы меня засадить можете. И должны. Так сажайте, чего вы еще хотите?

— Разобраться.

— Нечего здесь разбираться. — Тимур Авдеев снова замкнулся в молчании.

— А последнюю зимнюю сессию вы сдавали? Молчание не прерывалось.

— А какие предметы у вас в высшей юридической проходят на четвертом курсе?

— Послушайте, отвяжитесь! — вспылил Тимур. — Вы что, разжалобить меня хотите? На откровенность вызываете? Не буду я говорить об учебе! Что, схавали? Не буду!

— Если учеба — запретная тема, поговорим о чем-нибудь другом. — Галя оставалась воплощенным терпением. — Что заставило вас совершить покушение на жизнь частного предпринимателя Ефимкова?

— Так просто. Не знаю. Не нравился он мне.

— Чем не нравился, Тимур? Молчание.

— А вообще люди вам нравятся? Молчание.

— Тимур, а Тимур! Кто-нибудь на свете из людей вам нравится?

Молчание.

— Что, разве у вас никогда не было друзей? Упоминание о друзьях подействовало на Авдеева своеобразно: он скривился, будто собирался заплакать, и боязливо посмотрел на капитана Романову. Это выражение длилось каких-нибудь несколько секунд, но не ускользнуло от Гали, которая была по-женски чувствительна к телесным выражениям эмоций.

— Неужели в высшей юридической школе вы совсем ни с кем не дружили? — дожимала Галя тему, которая Тимуру Авдееву почему-то крайне не нравилась. — С однокурсниками? С товарищами по группе?

— Ну, так, по-разному, — неопределенно буркнул Тимур, снова замыкаясь в себе. — Хватит со мной душеспасительные беседы вести!

Больше из него в тот день ничего не удалось выудить. Однако начало разговору было положено. Галя решила наведаться в высшую юридическую школу.

— Тимур Авдеев? Да, как же, знаем, знаем, — сокрушенно закивали в деканате, едва Галя предъявила документы. — Вот уж на кого не могли бы подумать: такой добросовестный студент! И учился хорошо: вот его оценки, можете взглянуть…

Оценки Галя рассмотрела внимательно, но нельзя сказать, чтобы они ее очень увлекли. Гораздо больше ее привлекала возможность поговорить со студентами той группы, где учился Авдеев… Почему «учился»? Учится! С формальной точки зрения он не исключен.

— Тимур? — присвистнул белобрысый парень с мышиным остреньким лицом, припухшими розовыми, словно от аллергии, глазами и с необычной фамилией Тазиков. — Мы с ним встречались только на занятиях. Ни с кем из нас он не общался, даже окончание сессии не отмечал. У него своя компания.

— Какая компания?

— Старшекурсники. С одним я чуть-чуть знаком, если сталкиваюсь — здороваюсь. Его фамилия Любченко, а зовут, кажется, Вадим или Валерий. Остальных знаю только в лицо.

О Любченко, которого звали не Валерий и не Вадим, а Виталий, тоже говорили неопределенно, как и о Тимуре. Ничего явно плохого, ничего хорошего. Бросалось в глаза, особенно на фоне общей студенческой бедности, что он изрядно обеспечен: модно одевается, скудному ассортименту юршколовской столовой с ее пирожками, на восемьдесят процентов состоящими из хлеба, предпочитает уют и недешевые блюда кафе. Откуда деньги? Одни студенты считали, что у парня богатые родители, другие полагали, что он связан с каким-то бизнесом — не слишком-то он радеет об учебе…

Галя не поленилась проверить ту и другую гипотезу. Родители у Виталия Любченко оказались, что называется, бедные, но честные, весьма скромно проживали в обветшалом, типично петербургском доме, в большой, но запущенной, заставленной дряхлой мебелью квартире, безнадежно требовавшей ремонта эдак с семидесятых годов. Ни в каком бизнесе, по данным налоговой инспекции, Любченко замечен не был.

Что же оставалось предположить? Галя никогда не страдала отсутствием логики.

— Тимур, — взяла она быка за рога при следующей встрече, — ты ничего не рассказываешь из-за того, что не хочешь идти по групповому делу. Я тебя понимаю. Ты юрист, ты прекрасно знаешь, чем это тебе грозит.

Авдеев был по-прежнему замкнут, и только на лице его отразилось неудовольствие от того, что эта заезжая пухленькая мильтонша пытается его так примитивно взять на понт.