— Алиса.
— Значит, Алиса… Алиса, ты меня любишь?
А они подходят друг другу, оценила Маргарита Николаевна. Они славно смотрятся вместе. Не только как отец и дочь, скорее даже как юная прелестница и ее богатый покровитель. Да, приходится признать, Андрей с возрастом стал красивее, и его мужское присутствие облагородило Алисину малоудачную внешность, проявило в ней лучшие черты… Вот Маргарите, располневшей и (хоть самой себе признайся!) потасканной, рядом с ним блистать не удавалось.
Наплевать! Не нужен был ей сейчас этот человек, давно удалившийся за рамки ее биографии. Ей нужна была только подмосковная земля. Земля, которую она уже считала своей и которой потому было бы крайне обидно лишиться.
«Ну, скажи, что любишь! — посылала она мысленные волны в сторону дочери. — Ну, подыграй! Помоги маме хотя бы раз в жизни!»
Алиса растянула губы в натужной резиновой и наглой улыбке. Эта улыбка была отлично знакома Маргарите Николаевне: именно ее обычно Алиса использовала после материнской порки, чтобы показать, что ей все нипочем.
— Ты че, дед, какая любовь? Я тебя впервые вижу, ты че, с дуба рухнул?
У Маргариты Николаевны зазвенело в ушах. Это был звон предчувствия близкого крушения, и прекратился он лишь тогда, когда Андрей задумчиво произнес:
— Да, ты моя дочь. — Он говорил так, будто Маргариты Николаевны рядом не было, обращаясь исключительно к Алисе. — Никому не разрешай себя использовать. Других используй, а себя не давай… Ну, я гляжу, тебя этому учить не надо. Потому что ты — моя дочь.
И резко, деловито, будто сказал все, что должен был сказать, повернулся к своему «бумеру».
— Андрей! — с безобразным кудахтаньем выкрикнула Маргарита Николаевна. Проигрыш становился очевидным. — Ты куда? А наша девочка?
Еще раз он обернулся. Еще раз она увидела его измененное, но не изуродованное временем лицо.
— А что девочка? Девочка, по-моему, ясно нам тут бакланила: я ей не нужен. И никто ей не нужен. И ты, Марго, ей нужна, только пока ее кормишь, а как только заведутся у нее свои бабки, она тебя на помойку выбросит. И будет права. Это ж надо: свою жадность оправдывать интересами Алисы! На собственную дочь, как на разменную монету, земли выторговывать! Уронила ты себя в моих глазах, подруга. Я тебя до этого, по старой памяти, щадил, а теперь не стану щадить.
Домой Ганичевы возвращались, будто с похорон. Маргарите Николаевне хотелось наговорить Алисе массу самых острых слов, чтобы ее проняло до печенок, эту мерзавку, которая поломала ей все планы. Но она загоняла эти слова обратно, вынужденно, до тошноты, душила их в груди, потому что отдавала себе отчет, что дочь способна ответить ей тем же — и даже более того… Впервые увидев Алису рядом с отцом, она уловила зловещую сторону их сходства. Алиса уже не маленькая девочка, она выше матери и мощная, как парень. Если ее рассердить по-настоящему, она способна пустить в ход насилие, которое Маргарита Николаевна раньше применяла к ней.
В молодости Маргарита Ганичева боялась Андрея. Отныне ей предстояло бояться его дочери.
АЛЕКСАНДР ТУРЕЦКИЙ — КОНСТАНТИН МЕРКУЛОВ. БОЙЦЫ ВСПОМИНАЮТ МИНУВШИЕ ДНИ
— Костя, — спросил Турецкий, — ты помнишь Игоря Лейкина?
— Какого Игоря Лейкина? Это что, актер?
Костя, считавший, что телевизор служит оболваниванию населения, гордился тем, что знать не знает звезд отечественных телесериалов, поэтому реплика об актерской профессии неизвестного лица была для него дежурной шуткой.
— Что ты, Костя? Адвокат!
— Все равно не припоминаю.
— Сейчас вспомнишь. Я так его в жизни не забуду. В те самые первые годы моей работы, когда я у тебя в Мосгорпрокуратуре в стажерах ходил, Игорь Лейкин был уже аттестованным следователем, служил в прокуратуре Ленинского района Москвы…
Константин Дмитриевич, собрав морщины на лбу в гармошку, внимательно посмотрел на Александра Борисовича поверх очков, как папа Карло:
— Постой, постой, что-то такое начинает прорезаться… Дело старшеклассников? На Красной площади?
— Ага, ага, — кивнул Турецкий. — Так и думал, что вспомнишь.
— Да, и что Игорь Лейкин?
— Он в институте Бурденко с раздробленной головой. По всей видимости, покушение на убийство…
