Черная хроника Глава 5. Танец темного пламени
Дрянной конец ночного кошмара, когда ты вскакиваешь, чувствуя, что из тебя хлещет горячая кровь... Не кровь, Астар и Аххаш! Да что за чума! Старик опорожнял свой мочевой пузырь прямо на меня. И не заметил этого, пока я не вскочил и мы не посмотрели друг другу глаза в глаза. Сухонький невысокий старик в нелепом черном одеянии с длинными полами, весь увешан какими-то магическими побрякушками, на голове черный колпак с двумя серебряными обручами, прицепленными к самой верхушке. Он успел крикнуть перед смертью. Предупредил кого-то на дороге. Теперь меня могла спасти только быстрота.
Я вышел из кустов на дорогу. Аххаш Маггот! Всем этим, наверное, показалось, будто я оробел. Стою, вроде бы не знаю, что делать. А мне нужно было одно мгновение, чтобы сосчитать их всех. Гадин и гадов. И еще одно мгновение, чтобы определить, в какой последовательности правильно будет их убивать. Две зеркальных, в масках, одна, кривошеяя уродина, — с жезлом, другая — с каким-то зеркалом на груди, Аххаш знает, на что ей эта дрянь. Магия какая-нибудь? Словом, обе — самые опасные из отряда. Четыре десятницы, у одной лук, у всех — мечи. Восемь мужчин в чешуйчатых доспехах, в точности как на берегу, держат длинные тяжелые сариссы, для стражников оружие никудышное, не развернешься, ими в фаланге хорошо работать или с крепостной стены... Рыбье дерьмо. Еще одно чучело посередине, тяжелая цепь, руки связаны, баба, потрепанная, простоволосая, не в счет. Четырнадцать против одного. Чтобы выжить, надо победить и убить всех, иначе загонят, словно дикого зверя. Победить невозможно. Я почувствовал, как боевой азарт раскручивается во мне тугой пружиной. У нас есть много боевых кличей. Я крикнул им в хари:
— Аххаш! Тагарра! — клич бешеного хромого бога, неспособного победить, но все равно идущего в бой, чтобы повергнуть своих врагов и переломать им хребты.
Зеркальная с жезлом не успела ничего понять или почувствовать. Мой нож глубоко засел у нее в горле. Вторая забормотала какую-то ведьминскую дрянь, пальцы было к зеркалу потянула, потом чует, что не успеть... Схватилась за шпильку у себя в волосах, быстрая баба, неожиданно быстрая. Я зажег костер у нее на лице простым охотничьим пассом, той нищей магией, на которую был способен. Она так и не успела потушить пылающую кожу, всю в серебряных клочьях маски. Ее тело поймало стрелу, предназначенную моему телу, шейные позвонки хрустнули, потом ее туша словила еще одну стрелу и сбила с ног десятницу... Чешуйчатые растерялись, те десятницы, что остались на ногах, — ко мне с клинками. Спасибо, девочки, мне как раз не хватало меча, мне очень нужен был меч. Нергаш, держи четвертую падаль, вышло даже больше, чем я был должен!
То, что происходило потом, со стороны, надо думать, напоминало танец черного пламени по серым плитам дороги, по телам и по лужицам крови. Во всяком случае, среди них не нашлось ни одного по-настоящему обученного человека. Значит, они должны были в лучшем случае видеть нечто размытое, темной тенью скачущее между ними. Они не умели различить, ни откуда я бью, ни куда перемещаю тело, ни с какой дистанции летит мой меч. На свете мало людей, способных выжить, увидев танец абордажного мастера хотя бы один раз... Это безопасно только для своих.
Вдох. Поворот. Выдох. Удар. Тагара! Вдох. Прыжок. Выдох. Удар. Тагарра! Быстрее. Вдох. Уход низом. Выдох. Удар. Еще быстрее. Тагаррра! Вдох. Карусель лекинов. Выдох. Удар-гарррра. Вдох. Поворот...
Когда я вспорол последнему чешуйчатому брюхо, на мне не было ни одной свежей царапины. Хорошая работа.
Я подошел к чучелу. Колебался: убить или нет? Она, эта баба, не дралась против меня. Но ведь расскажет, кто я, что я, они поймут, какого хорька занесло в курятник, отыщут, затравят. Легкой дороги на дно тебе, девочка. Подхожу, на лице у нее страх, гнев, удивление скачут одно за другим. И вдруг она меня спрашивает на чистой канналане — языке вольного народа:
— У тебя что, был один меч?
