— Он что, как выдра на случке: можно не кормить, но дай покувыркаться?
— Боюсь, нашего друга не столько интересуют женщины, сколько... э-э... забавные истории, возникающие вок руг его имени. Нынешняя война его тоже не заинтересовала. Вчера Тит отправился в столицу. Знаешь ли, зачем?
— Устроит попойку для каких-нибудь изящных баранов?
— Ты почти угадал. Он знает, что война предстоит нешуточная. Успех в ней для меня лично — предмет серьезных сомнений. Так нет же, Тит устраивает игры в честь «будущих триумфов императора». Каковых триумфов может и не быть. И сам он выступит на сцене в качестве гладиатора.
— Издевается...
Гилярус не подтвердил мою правоту. Но и говорить не стал: мол, дурь какая, что, мол, ты несешь... Он проще сказал:
— Столичные магистраты и сам Констанций Максим отменить ничего не могут. Ибо уместно ли сомневаться в «будущих триумфах императора»?
— Шея у него... просит доброго морского узла.
Шесть дней назад показал мне Гилярус этерию свою. Потом я за дело взялся. От проклятого, Аххаш, рассвета до самого заката я торчал в лагере. Бревна мои ходячие тесались туго. Семь ни на что не годных людей я вышиб из отряда. В бездну. Медузок щупать.
Сегодня утром явился префект посмотреть, как идут дела. Что, мол, сдвинулось за несколько дней или на мертвой точке? Не стал ничего говорить, но, я понял, понравилось Гилярусу. Чтоб он пропал со своей конницей... Говорит, война идет вот уже два или три дня. Большое войско пошло прямо на Полночь, сам император у них за главного. И против него, императора, тоже...-как Гилярус-то сказал... «будто весь лес на три дня ходу выдернул корни и взял оружие в сучья и ветки». Чума! В руках у меня зуд. Не то чтобы так уж тянуло кишки выпускать лесовикам. Просто дело мое ожидало меня. Война — моя настоящая родина. И только та война, где я беру верх.
Нас ожидало другое дело. Гарбальский реке Аламут... рек- сов у них несчитано, Руф объяснял, один реке горделивее другого, но этот — серьезный человек, давний знакомец. Так вот Аламут вошел в землю Империи, разметал войска в провинции Средняя Аннония, взял один город, другой, останавливаться не собирается. Надо встретить друга...
Наместник Средней Аннонии бежал, видел я его, жабу брюхатую, в Лабиях. Префект толкует: то ли измена вышла, то ли ударили гарбалы неожиданно... чума! В провинции было раза в полтора больше сил, чем здесь, у Гиляруса. И все разметано. Измена, говоришь? Неожиданно? Проиграл — сам виноват. Не они были сильнее, а ты — слабее. Одноглазый рассказал, что в старину, когда имперцы были покрепче, у них тут любили говорить: «Горе слабым, горе побежденным». Вот это правильно.
— Сам я, — продолжает Гилярус, — останусь в Лабиях. Нужно отремонтировать городскую стену в двух местах. Портовая башня обвалилась изнутри. Запас следовало бы сделать лун на шесть осады. А сейчас у меня всего на три седьмицы.
Понятно мне. В армии первым будет Луций Элий Каска, вторым — галиад Гай Маркиан, еще я не видел его, а кем быть Гилярусу? Для него не нашлось места.
— Не веришь, — говорю, — что мы их остановим?
— Верить можно в богов. А вы — мясо, кости и железо.
...Был у меня еще один вопрос к Эарлин. Да только, снасть камбалья, вряд ли она мне ответит. Душа у нее простая. Верит сердцем, больше ничего не надо... Сила Творца мне понятна. Милость Его мне тоже понятна. Дарит щедро и ничего не берет в оплату, потому что любит. Мы все вроде Его родни или соватажников. Или детей. Что взять у сына, у мальчика, он же ничего не имеет, кроме себя! А может, как в Гилярусовой этерии: дают, Аххаш, не в долг, а только в дар... Одного не пойму. Если Он — Бог, то боги — кто? И почему их нет? Вот, сладкая девочка Астар только что целовала меня с огоньком...
— Может быть, Малабарка, Эарлин принесла тебе ключ от тебя самого...
— Ключ?
— Прах побери! На всех людей существуют ключи, которыми нетрудно повернуть душу или даже перевернуть ее. Может быть, тебе не хватало матери... Надеюсь, не жены?
Крысы иногда знают своих матерей, но после трех лет матери уже не нужны. Старики и отцы воспитывали нас. Что мне мать? Вот сестра... Я даже не знал, как это — когда есть сестра.
