Но я как представлю себе, дерьмо рыбье, ее черные глаза напротив его глаз, так и хочется решить дело наверняка. Пойти и выпустить ему кишки. Нет мужчины — нет его лап на твоей женщине...
Почему я не зарезал его тогда? До самого почти сигнала к походу руки чесались.
Первое дело, увидела меня Эарлин. То ли подозревала она что-либо, то ли такое лицо у меня, снасть камбалья, сделалось... словом, она подошла. Выждала, когда около меня никого не будет, и подошла. Ничего говорить не стала. Ладони мои взяла, сжала в своих, но не сильно, а так, с утешением, оттеплить меня захотела неведомо от чего. Подержала и ушла. Я на землю присел, подумал: ведь эта рыжая медведица на арене распарывала животы смертникам. А ей бы не понравилось, прикончи я этого. И тому, кто ее от гибели спас, тоже не понравилось бы. Я всеми потрохами чую, нет, не понравилось бы это Ему. Ладно. Утишилась моя тревога самую малость.
А еще, уже под утро, неведомо кто, может, и Творец, выпрямил меня. Я и сам просил: очисти, не дай дерьму из меня потечь. Ты силен, дай мне чистоты!
То ли Он дал просимое, то ли я сам справился.
Какой бездны! Мне воевать надо. Мне стаю за собой вести. Мне добрую нашу с девочкой жизнь в Империи надо купить. И я о таком дерьме тут думаю! Да пропади оно все пропадом. Я сделаю свою работу как надо. А потом вернусь к тебе, Лоза, как обещал, целым и невредимым.
И греми оно коробом!
Алая хроника Глава 4. Смерти нет
Только на следующий день Малабарка дозрел до того, чтобы спросить, привлекает ли меня Раэмо. Я абсолютно честно ответила, что даже более чем привлекает. И добавила, что, слава высокому небу, хорошо понимаю разницу между любовью к желтым розам или эмали тонкой работы и любовью к дому, где вырос. В имланском для этого даже придумали два разных слова: «хали» и «кетли».
Малабарку мой ответ вроде бы удовлетворил. И когда я провожала его в поход на гарбалов, то не сумела разглядеть в его глазах никакой омрачающей их тени...
На следующий вечер Верена передала мне записку — замызганный клочок пергамента, судя по всему, криво отхваченный ножом от низа какого-то важного документа. Неровным острым почерком на нем было начертано: «Завтра в полдень я буду у лавровых зарослей возле Кермийского потока. Буду счастлив, если встречу там тебя. Раэмо аи Лорнарай».
Утром я одевалась с особым тщанием. Надела самое новое, лишь вчера дошитое платье, состоящее из двух частей: верх из коричневой ткани, затканной золотом, спереди был чуть выше колен, сзади же доходил до середины икры, и из-под него струилась нижняя юбка из ярко-алого, как кровь, шелка. Из того же шелка были сделаны вставки на груди и рукава верха. В целом силуэт получался вполне имперский, но при этом давал несравненно больше свободы движениям. Я сама придумала этот покрой и тихо надеялась в ближайшее время ввести его в моду хотя бы в Лабиях.
Украшений я не стала надевать никаких, кроме своей обычной ракушки, зато капнула в волосы немного благовоний и ярче, чем обычно, подвела глаза. И прах побери, я не ощущала ни малейших угрызений совести, когда делала все это. Ну куда мне еще было так наряжаться в этом занюханном провинциальном городе? Не на рынок же и тем более не на собрания общины!
До Кермии — так называлась гора, более всего похожая на дракона, приползшего к морю напиться — от Лабий было ходу где-то треть стражи моим шагом. Уррина, своего непременного сопровождающего, я оставила у подножия горы. Сама же, подобрав юбку, полезла вверх по узкой тропинке к Кермийскому потоку — не то небольшой речке, не то просто ручью, срывавшемуся с горы и почти сразу же пропадавшему в море.
— Да пребудешь ты вечно в радости, светлая Ланин.
Раэмо, завидев меня, вскочил на ноги и склонил голову — слегка, как перед равной, но при этом достаточно почтительно. Рядом с ним на траве, уже сожженной летним солнцем, валялся какой-то странный предмет в кожаном чехле.
— Ты хоть представляешь, что было бы, назначь ты здесь встречу кому-то из лабийских матрон? — Запыхавшись от крутого подъема, я даже забыла ответить на приветствие Раэмо, а когда поняла свою оплошность — уже поздно было исправлять ее. Но он лишь чуть улыбнулся:
