Шерстюк принял таблетку, выпил воды из нового графина и обратился к двери, в которую раздался стук. Окончив стук, в кабинет вошел человек...
Когда Харитон соединил увиденное с работой мозга, то немедленно пол вместе со стулом ушел из-под ног его крепкого зада, потолок поменялся местами с полом, и Шерстюк, вроде бы прочно сидевший за столом на одном месте, с птичьим криком слетел на пол, да таким манером, что оказался в приличном от стола отдалении.
Причиной этого полета было странное, нелепое, не имеющее никакого права быть обстоятельство:
В дверях стоял не кто иной, как сам же Харитон Шерстюк.
- Нет! - подумал 1-й Шерстюк.
- Да! - говорило все, чему привык он доверять на все сто.
- Неладно, - заключил в своей голове Харитон, придерживая ее рукой, чтобы не повредилась в слабом месте, - еще у Чука началось...Что ж делать? Может быть, впрочем, как-нибудь и обойдется, если обождать. Рассеется как-нибудь. - Холодный пот потек далеко по его спине, язык заколодило, но все же хватило сил спросить, будто ни в чем не бывало:
- Слушаю? - (да, плохо вышло, ненатурально и сипло).
- Прибыл в помощь вам, капитан Харитон Шерстюк! - отчеканил вошедший.
- Что Шерстюк? - выдавил Харитон.
- Я есть капитан Харитон Шерстюк, - раздраженно повторил двойник.
Харитону стало душно, остро захотелось покоя, какие-то замелькали в башке картинки из сельской жизни, стада какие-то, гумна... Он пожелал встать, освободить горло, но взамен того опять полетел со стула, тем же манером, что и давеча.
- Что это вас кидает? - строго спросил помощник.
- Я тоже... видите ли... Шерстюк и капитан...
- Знаю, - деловито кивнул второй Шерстюк, - бывает. Слава богу, мы от разных родителей, я справлялся, спинами тоже не срослись, так что работать можно. Но, - прицелился он взглядом в Харитона, - могло бы быть и хуже...
- То есть радоваться надо? - буркнул Харитон под нос.
- Работать надо! - услышал и уточнил помощник. Шерстюк понял, что сопротивляться напасти нельзя, а надо стерпеть и выждать хоть до конца сегодняшней смены. Он кое-как собрался и стал вводить второго Шерстюка в курс Хоботовского дела, наблюдая свою ложь и притворство с какой-то совершенно новой стороны, вроде разглядывания собственного бока в трюмо и без свидетелей. При этом он испытывал новый страх и неловкость от того, что вдруг да заглянет кто-либо в кабинет и... застанет его... и это следует прятать, таить от всех.
Харитон почувствовал себя с помощником так одиноко, будто на льдине в Арктике. Он вдруг заметил, что второй Шерстюк записывает за ним и каждый листок подшивает в явившуюся на столе папочку аккуратно, стопочкой, номерок к номерку. Спросить Харитон не решался, откуда-то взялся такой трусливый такт, но затосковал пуще прежнего.
От тоски же захотел он вдруг изложить все дело сызнова, внушить помощнику и о следах, и о резине, отвести тому глаза от себя, потому что впивался новенький в него то и дело своими гляделками и достигал ими потайного дна его души. Он было принялся за изложение, но навалилась вдруг апатия и полное ко всему равнодушие. И все сверлил мозг дьявольский дребезг. А помощник все писал в свою папочку, и никак теперь было не поймать его взгляда, хоть и нужно стало, потому что сболтнул Шерстюк что-то лишнее, а чего - сообразить не мог, не было сил.
IX
Всегдашний свой оптимизм вместе с приветливым блеском рыжих глаз Шерстюк утратил совершенно. Не узнать было Шерстюка. Злодейский его взгляд потускнел, лицо обвисло и повлажнело. Волосы перестали топорщиться, исчезла упругость походки, так привлекавшая дам. Капитан окоп за окопом сдавал позиции.
Работая по делу Хобота, а точнее, стараясь как можно больше его запутать, он все время терял хладнокровие и сбивался. Шерстюк 2-й был тому причиной. Это он теперь сновал на пружинных ногах и рассыпал ослепительные улыбки, вслед за которыми выруливали неотразимые рыжие глаза. Папочка, которой обзавелся близнец, пухла и пухла, принимая все более угрожающий вид. Уже тесемки не дотягивались друг до друга, чтобы сплестись в узелок, и к папке добавилась шпагатная обмотка крестом.
