Как ни странно, но за два месяца странствий по тайге я очень редко оставался с ней один на один, и особенно вот так, ночью. Все-таки я типичный горожанин. Меня просто придавила эта невероятная объемность угольно-черного неба с миллионами ярчайших звезд. Осенью в чистом после дождей небе их было еще больше, чем летом. И я почувствовал свое место в этой бездонности мироздания. Я был просто песчинкой, унесенной жестоким ветром в жуткую даль. И имя мне было — червь, и век мой — мгновение, и все так ничтожно перед вечностью и беспредельностью мира. Куда-то исчез огонь костра, я больше не слышал звуков окружающей ночи: треск прогорающих дров, шум ветра в кронах могучих кедрачей. Остался только покой и вселенная…
Зверский рык, клыки впиваются мне в горло, я кричу… и просыпаюсь! Сердце бешено колотится в груди, я дышу с частотой спринтера, пробежавшего дистанцию, с ужасом оглядываюсь по сторонам. Метрах в двух от меня стоит с карабином в руках смеющийся Лейтенант, а заспанные Павел и Иван ничего не понимающими глазами смотрят на нас.
— Юрок тебе привет от графа Дракулы, — смеется Андрей и показывает свои здоровенные, давно не стриженные ногти. Именно ими он и цапнул меня за шею.
— Сам ду-урак, и шутки у те-ебя дурацкие! — почему-то заикаясь, выдавил я, вытирая со лба холодный пот.
— Ложись спать, караульщик! — весело усмехнулся Андрей, усаживаясь на мое место. — Хорошо, я карабин у тебя забрал, а то бы пальнул с испуга.
Я ложусь на его место и с гневом думаю о том, что теперь, после такой встряски, не усну. Но прошло минут пять, и я снова провалился в висящую надо мной черную бездну.
После Андрея дежурил Павел, а затем его сменил Иван.
Жереба сидел у длинных головешек прогоревшей нодьи и думал о своей жизни. Надо было бы подбросить дровишек, но тяжесть раздумий словно придавила таежника, ссутулила его могучие плечи. Впервые Иван Терехов задумался о своей будущей судьбе. Ранее жизнь несла его как река, все получалось как-то само собой, ничего не надо было решать. Бросало его как щепку от берега до берега, и все вроде ладно. Даже тюрьму и лесоповал Жереба воспринял спокойно. Ну заперли тысячу мужиков в четырех стенах, заставляют лес валить. Ну ведь не убили же? А лес тысячи мужиков валят и без конвоя, по полгода пропадая в тайге. Чем не тюрьма? Зато там он познакомился с людьми, протолкнувшими его в бегуны. Эти восемь лет он считал самыми лучшими в своей жизни. Здесь он был на своем месте, ему нравилась эта работа. Полтора месяца тяжелой, но вполне посильной кочевой жизни обеспечивали его на год достатком и свободой. Отдав большую часть денег матери, на остальные он вдоволь кутил и куражился по полупустым осенним курортам, а на последние гроши брал билет домой. До весны он жил тягучей, дремотной жизнью, деля время между горячей печью и подледным ловом, не ради промысла, а для забавы.
По весне он уходил на рыбалку в тайгу, и азарт удерживал его у студеных речек и озер до самой макушки лета, когда приходила пора собираться в далекую дорогу. Но за последние несколько лет в корне изменилось все. Золотодобывающие бароны наладили более простой и безопасный способ доставки золота в Россию и на Кавказ. Нужда в бегунах отпала. Каким-то верховым чутьем Жереба чувствовал, что это его последний бег. А это ломало устоявшийся распорядок его жизни. Надо было искать другую работу, что непременно лишало его той свободы, к которой он так привык и которую так ценил.
Еще в первый день встречи с этими тремя чудаками, чуть ли не нагишом решившими пробежать по тайге, ему пришла в голову простая и черная мысль: просто-напросто прирезать ночью всех троих и забрать золото себе. Тайга скрыла бы все, а этих троих никто бы и не хватился. Тогда он отогнал эту мысль, но теперь она все чаще и чаще приходила ему в голову. Тридцать килограммов золота позволили бы ему еще долго вести привычный образ жизни. Со сбытом «рыжья» он тоже не знал проблем, адреса ему были известны. Вот поэтому-то Иван стал молчалив и озлоблен. Смерть Снежки словно поставила какую-то точку в его рассуждениях. Собаку он купит другую, но пока была жива Снежка, он ни за что бы не решился бы на это черное дело. К Снежке он относился как к человеку, как к лучшему другу, и он знал, что она бы не одобрила задуманное им.
