Лодка между тем ткнулась в узкую полоску песка под скалой, Ванька выскочил на берег и с озабоченным лицом начал исследовать днище нашего судна, временами постукивая по борту пальцами, как пульмонолог по груди больного. Его диагноз оказался неутешителен.
— Хреново, — вздохнув, сказал он. — Треснул наш челнок.
— Что, сильно?
— Прилично. По спокойной воде еще ничего, но если еще один такой удар, то все.
— Что же делать? — за всех спросил я.
Ванька только усмехнулся своим щербатым ртом.
— Что-что? Плыть! Пройти это ущелье до конца, а там уже будет легче. Встанем справа, там таежка неплохая, надо попробовать укрепить борт и шестами запастись. А то Илюшка наделал хрен знает что, впору только в зубах ковырять. Так что молитесь, если умеете, и поплыли дальше.
Это ущелье мы все-таки прошли. С молитвами, с матом, с потом и кровью на ободранных ладонях наших шестовиков. Когда скалы остались позади и начал затихать недовольный рев Оронка, Иван без сил опустился на дно лодки и лишь махнул Павлу рукой: греби, мол, к берегу. Даже такого гиганта вымотала упрямая река.
Можно было еще плыть и плыть, до заката времени было полно, но Иван сказал, что дальше места пойдут безлесые, сплошные скалы, и мы сразу же начали собирать сушняк для костра. Иван прихватил свой мясницкий топор, свистнув Снежку, и пошел в лес. Я же наконец развесил около костра мокрую одежду, а сам приплясывал рядом.
Жереба сушиться не стал, хотя промок не меньше моего. Грелся он с помощью топора. Минут через пятнадцать Иван вернулся из леса, притащив четыре здоровенных березовых шеста.
— Ну вот, это другое дело, — пробурчал он, скинув с плеча лесины толщиной с мою руку.
Поручив Андрею ошкурить березовые стволы, он опять ушел в тайгу, и вскоре звук топора далеко разнесся по всей округе. Мы уже пили чай, когда он вернулся, таща на плече длиннющее еловое бревно. После чаепития Иван быстро разрубил ель на две части и, с удивившей меня быстротой, вытесал из обоих половинок по доске.
Мне было интересно, как он присобачит эти доски к борту. Веревками, что ли, привяжет? Но все оказалось гораздо прозаичней. Жереба порылся в своем рюкзаке и достал оттуда с десяток громадных гвоздей, слегка заржавевших от постоянной сырости. Я не удержался и съязвил:
— Вань, а чего у тебя в рюкзаке нет?
Жереба повернулся ко мне, глянул хитрыми глазами и легко парировал мой выпад:
— Лучше взять лишнего, чем забыть что-то нужное. Вы вон простую иголку забыли, и как оно? Вся тайга смеялась над вашими голыми задницами. Разве не так?
Крыть мне было нечем. Закончив ремонт лодки, Иван наконец присел отдохнуть.
— Устал я что-то сегодня, — пожаловался он.
— Может, встанем на ночлег? — спросил Андрей.
— Да ну, рано еще. Часа два еще можно плыть. Там река поспокойней.
Но отплыть нам в тот вечер так и не удалось. Иван только положил в лодку новые шесты, как река в заводи вдруг вспучилась под ударом рыбьего хвоста. Жереба тут же забыл про свои благие намерения.
— Таймень! — взревел Иван и даже застонал от вожделения. — Какая зверюга! Акула, кит!
Он рысцой бросился к рюкзаку и к нашему огромному удивлению выволок из его недр самый настоящий спиннинг. Он долго копался в коробочке с блеснами, выбирая наживку. Нас же всех заинтересовал сам спиннинг, с безынерционной катушкой, с пластиковым удилищем темно-синего цвета, он казался инородным телом среди остального потертого имущества таежного бродяги.
Заметив наш интерес, Жереба с гордостью сообщил:
— Импортный, финский. В Питере купил. Сколько отдал, вы не поверите!
Фибергласовый!
Единственное, за что он боялся, так это за леску.
— Эх, не маловат ли номер, как бы не порвал, собака!
Первые полчаса не принесли ему успеха. Лишь раз задергалось в руках Ивана удилище, он было взревел от радости, но уже подведя рыбу к самому берегу, недовольно сплюнул. На блесну попался обычный ленок. Царь холодных сибирских рек, таймень, никак не хотел соблазниться импортной блесной.
Выбросив на берег ленка, Жереба отрезал заморскую блесну и привязал другую, самодельную. К нашему удивлению она представляла из себя просто напросто просверленную автоматную пулю с загнутым гвоздем вместо крючка.
