Медсестра с сомнением посмотрела на мою куртку, слишком уж рабоче-крестьянскую, затем спросила:
— А вы знаете, сколько мы берем за прием?
— Да деньги у меня есть, я ж вахтовиком работаю. Вот! — с этими словами я торопливо вынул из кармана кипу смятых денег. Это растопило-таки лед недоверия в глазах медсестры.
— Ну хорошо, пойдемте. Я попробую поговорить с профессором. Мы вообще-то всегда принимаем до четырех, но сегодня лишь до двух.
С этими словами она повела меня по длинному коридору. В полуоткрытую дверь по правую сторону я увидел толстую женщину, неторопливо расставляющую на большом кругом столе чайные чашки. На звук наших шагов она подняла голову, и я машинально с ней поздоровался. Дама открыла рот, но не для ответного приветствия, а просто от удивления. Медсестра так же сдавленно хихикнула. Я не понял, что сделал не так, но мне понравилась реакция обеих женщин, и далее я повел себя в том же стиле.
Мы прошли в большую, вытянутую в длину комнату, заставленную мягкими креслами, парой журнальных столиков, цветами в пестрых горшках и большим фикусом.
— Здрасьте! — приветствовал я всех находящихся в приемной, теребя при этом в руках шапку и чуточку заискивающе раскланиваясь. Народу, впрочем, было немного: солидная женщина лет пятидесяти, одетая дорого, но безвкусно, и двое мужчин, один молодой, поджарый, с быстрыми, резкими движениями, а другой лет сорока, уже чуточку расплывшийся в талии, с перевязанной щекой. Дама на мое приветствие лишь коротко глянула на меня и, скривив презрительную мину, снова застыла в своей монументальной стойке. А вот оба мужика мной заинтересовались. Сначала я увидел у обоих в глазах смешинку, затем они отвернулись, но молодой что-то успел шепнуть тому, что сидел с перевязанной щекой, и тот еле сдержал на губах улыбку.
Я словно со стороны посмотрел на себя: лопоухий, нос картошкой, одет так, будто только что из коровника, плюс манеры говорить и держать себя. Одно слово — деревня.
— Посидите пока. Я спрошу, — велела медсестра и скрылась за белой дверью, откуда донеслось противное жужжание зубосверлильного агрегата.
Я присел на самый краешек кресла, тут же выронил из рук свою россомаховую шапку, поднял ее, озабоченно отряхнул. Дверь в кабинет не закрылась до конца, и вскоре я услышал такой диалог:
— Папа, там один пациент без записи просится. Можешь его принять?
— Нет, — резанул в ответ сердитым голосом невидимый мне стоматолог. — Я же говорил, никого больше сегодня не пускай! Приму еще генеральшу и все.
— Хорошо, я скажу ему… Что ты так сегодня волнуешься? — отозвалась послушная дочка-медсестра и тут же появилась в дверях. По ее лицу было видно, что она недовольна результатами своего разговора.
— Извините, мы вас сегодня принять не сможем.
— Да, — потеряным голосом отозвался я. — Что ж мне делать? Я в Москву всего на три дня, а у нас разве в районной больнице так сделают, как тут у вас…
Я еще долго нес ахинею про бездорожье и сугробы, заискивающе кланялся и извинялся, громко прощался со всеми. Словом, валял Ваньку изо всех сил и возможностей.
Кажется, мне это удалось, сужу я по тому, что уже выпроводив меня за дверь, медсестра, она же по совместительству дочка профессора, громким шепотом остановила меня:
— Молодой человек, если вам так невмоготу, то за углом, в трехэтажном доме, принимает доцент Кох, тоже очень хороший врач.
— Большое спасибо! — расплылся я в благодарной улыбке и неожиданно даже для себя закончил любимой присказкой нашего старшины. — Дай вам Бог богатого жениха.
Даже сбежав на первый этаж я все слышал над собой заливистый смех дочери еврейского народа. Мельком глянув по сторонам, я двинулся к пельменной, где меня ждал Андрей.
Судя по довольному лицу тот давно отобедал и премило беседовал с черноглазой вертлявой официанточкой.
— О, а вот и Юрик. Люда, принеси-ка нам еще две порции пельменей. Тебе с чем?
— Со сметаной, — дополнил я заказ.
Когда мы остались наедине с пельменями, лейтенант спросил:
— Ну что?
— Сейчас! — я дожевал первый казенный пельмень, прикрыл глаза и начал вспоминать. — Так, значит. В прихожей трое, дама не в счет, а эти двое, — я снова увидел их лица, глаза, жесты. — У того, что постарше, щека перевязана, молодой просто держался рукой за щеку. О! Сначала за левую, а когда я уходил, то уже за правую. Да и больно они веселы для больных. Еще: прием у него обычно до четырех, а тут в два кончил, сильно нервничал. Метрах в двадцати от дома стоит бежевая «Волга», в ней двое. Нет, не стоит тебе туда ходить.
