Золото Маккенны - страница 80
— Одна четверть? — Маккенна был озадачен. — Нас шестеро. Ты хочешь сказать, одна шестая.
— Я сказал то, что сказал. Малипаи и этот безмозглый бык, — он кивнул на Хачиту, — ничего не получат. Они всего лишь индейцы.
— Но они пришли с нами, Пелон. Они рисковали, как и мы. И по праву сокровище больше принадлежит им, чем нам. Нет, это несправедливо, им причитается доля.
— Как хочешь. — Бандит расширил безжалостный оскал своей улыбки. — Не станем спорить, старый друг. Отдай им свою долю. Идёт?
Маккенна почувствовал, что настало время двигаться осторожно. Кроме того, вид золота, теперь вынутого из секретного хранилища, мерцавшею в свете добавочных факелов, которые старая Малипаи сделала по-индейски из травы и соснового мха, соединённых вместе и склеенных сосновой смолой, теперь производил более успокоительный, нежели возбуждающий эффект.
Маккенна подумал, что теперь уже всё позади, остаётся только вывезти золото из каньона и доставить в Гранте, в Нью-Мексико для взвешивания или, в худшем случае, доставить его в контору какого-нибудь более «дружелюбного» пробирщика, поближе к дому в Аризоне и подальше от встреч с апачами Нью-Мексико. В любом случае с золотом Адамса на руках и «партнёрами», ошеломлёнными блеском и весом жёлтого металла, перспективы уже не казались столь мрачными, как прежде, когда они стояли по ту сторону Потайной Двери, или на Z-образной тропе, на обзорном повороте.
Он кивнул Пелону и сказал:
— Ну, конечно, хефе. Ведь ты — хозяин. Я прослежу, чтобы престарелая мать и убогий получили часть моего сокровища.
— Очень мило с твоей стороны, — признала Малипаи, одобрительно обнажая свой четвёртый пожелтевший корень зуба. — Я всегда любила тебя, Синие Глаза. Правда, ты не слишком омбре дуро — человек силы, — но для женщины ты как раз что надо. Крепких орешков так или иначе всегда пристрелят, порежут или повесят солдаты. Мне подавай доброго да опасливого. Особенно, если у него борода рыжая.
— Грасиас, мадресита, — отозвался Глен Маккенна.
Фрэнси Стэнтон вышла вперёд.
— Сколько это стоит, Глен? — спросила она. — Я имею в виду, твоя и моя доля?
— Не знаю, могу только высказать догадку.
— Ну, так выскажи, — потребовал Юный Мики скрипучим голосом. — Мне нужно знать, сколько мне причитается за убийство тех двух чёрных кавалеристов да всю эту езду с вами, болтливыми разгильдяями. Бог свидетель, никогда не встречал я мужиков более болтливых, чем ты да Лысина. Господи!
— Тут опять-таки разница, — обернулся к нему Маккенна, ненавидя вращающего глазами юнца так, как ненавидят ядовитого гада. — Видишь ли, именно беседа отличает четвероногих от двуногих тварей. К примеру, я заметил, что тебе речь ни к чему. Ты бы предпочёл болтать с собственной лошадью, нежели с кем-либо из людей.
Юному Мики пришлось бороться с непослушными глазами, чтобы сконцентрировать их на Глене Маккенне.
— Я припомню это, — сказал он белому золотоискателю.
— Припомню, припомню, — пробормотал Хачита. — Хотел бы я припомнить, что надо. Я всё время приближаюсь к этому, но ещё не добрался совсем.
— Маккенна, — спросил Пелон, — сколько у нас золота?
— Чтобы узнать это, нам необходимо взвесить содержимое кувшина-ольи. Мадре! Сходи-ка да принеси нам кусок парусины с одной из вьючных лошадей. Захвати ещё и свой кофейник — тот, что поменьше. Большой будет слишком тяжёл. Ну а этот маленький кофейник вмещает от трёх до четырёх чашек — скажем, неполную кварту. Предполагая эту вместимость, мы можем приблизительно определить его вес вместе с золотом, а потом умножить число полных кофейников и отмерить их на парусине.
— Буэно! — вскричал весьма довольный Пелон. — Слышишь ты, чёртов сукин сын? — сказал он Юному Мики. — Я говорил тебе, что у этого рыжебородого есть мозги. А честность? Боже, да он так же искренен, как жеребец во время любовных ухаживаний. Я доверил бы ему собственную жизнь — по крайней мере, твою.
Юный Мики промолчал.
Началось взвешивание песка и «рисового» золота, самородков-желудей и самородков величиной с индюшиное яйцо. Никто не разговаривал во время этого занятия, только молча прикидывали на пальцах, шепча число кофейников, которые наполнял Маккенна, черпая из глиняной ольи. Когда он закончил, на запачканной и жирной парусине лежали, аккуратно насыпанные тринадцать блестящих золотых кучек чистого минерала. При самом заниженном подсчёте по тридцать фунтов на кофейник это составляло 390 фунтов песка — намытого золота и отдельных самородков, выбранных из ольи. Даже при явном занижении веса это в буквальном смысле было целое состояние. Больше того, это было на удивление близко к цене того золота, которое, по словам Адамса, он с товарищами спрятал под очагом хижины. Тут Маккенна поднял голову над поблёскивающим сокровищем и задумчиво кивнул Пелону.
