Рауля Деплена и стройного, ясноголосого внука вождя Кочиса лежали бок о бок с хозяевами дёргающейся грудой на осыпи камней и песка. Лошадь Бена Колла, с бьющимися стременами, волоча повод, невредимо бежала куда-то вправо — такова была картина, которую запомнил Маккенна.
Ещё миг — и лошадь перенесла его через спасительный горб песчаникового холма. Тотчас же сделала поворот и лошадь Фрэнси Стэнтон и поскакала рядом. Издав общий крик, всадники пришпорили их. Низко пригнувшись, не оглядываясь, скакали они вслед Пелону, Хачите, Сэлли и старой Малипаи столь же стремительно, словно родились на той же ранчерии, что и их темнокожие спутники — апачи.
22
Привал у гребня Обзорный
Не имея возможности поступить иначе, Маккенна с девушкой всё скакали со спасшимися бандитами в предгорьях хребта Яки. Позади песчаниковый бугор сильно ограничивал обзор. Насколько могли судить беглецы, солдаты-бизоны мчались, наседая сзади, возможно, всего в полумиле от них. Прошло ещё мало времени, чтобы Бен Колл мог успеть связаться с командиром отряда, и оттого близость возбуждённых кавалеристов была чрезвычайно опасной. В самом деле, размышлял Глен Маккенна, ведь Бен Колл мог так и не добраться до солдат. Его рана могла оказаться смертельной. Он сам, может быть, лежит сейчас в нескольких ярдах от тел Беша, Деплена и Санчеса, столь же неподвижный и бездыханный, как они. Вот почему Маккенна не спорил с понуканием Пелона, обращённым к нему с девушкой, «подтянуться и скакать быстрее». Не стала жаловаться и Фрэнси Стэнтон, когда Маккенна передал ей приказ. Женщины, прожившие чуть больше нескольких дней или недель в этом краю, уже разбирались в таких вещах, как выстрелы и оружие, а Фрэнси прожила у Стэнтонов пять месяцев. Едва ли она была закалённым пионером, но не была и «зеленью» — в том уничижительном смысле, которым аризонцы награждают вновь прибывающих с Востока. Поэтому, когда она напряжённо улыбнулась, помахав в ответ на его окрик, Маккенна испытал двойной подъём и облегчение. Фрэнси Стэнтон вела себя не только умно, она ещё и безоглядно доверяла ему. Это бремя доверия горняк-золотоискатель, волк-одиночка, ощутил как легчайшее из всего, что нёс на своих плечах.
Однако минутное облегчение было недолгим. Взобравшись на запыхавшихся пони на первый из гребней, Пелон скомандовал остановку. Со своей позиции они могли видеть всё поверх холма, охраняющего водоём у Черепов, и таким образом, за несколько минут ожидания определить характер погони.
Они все спешились, чтобы дать отдышаться коням. Апачи — Сэлли, Малипаи и Хачита — сгрудились рядом с Пелоном, пристально вглядываясь вниз. Маккенна стоял чуть позади с Фрэнси Стэнтон. То был странный способ и странное место для первой настоящей возможности поговорить. Маккенна, однако, сознавая, что у них может и не появиться второй такой передышки — при вечной слежке их индейских товарищей, начал беседу.
— Я по-прежнему говорю, — приступил он неловко, — что тем или иным образом мы выберемся отсюда, Фрэнси.
Он во второй раз произнёс её имя, и получилось это естественно. Глядя на неё в ярком свете утра, он яснее, чем прежде, увидел, какой ещё совсем юной была она. Она едва достигала ему до плеча. При всей её миниатюрности, и каким бы ребёнком она ни казалась, ни один мужчина, наверное, стоя с ней вот так рядом, не сумел бы в помыслах своих сохранить чистоты. Перед ним стояла очень юная, пленная белая девушка, захваченная грабителями-индейцами и полукровкой-отщепенцем из Соноры в старом Мехико. Он никогда ещё не стоял к ней так близко, да при свете дня, чтобы увидеть форелевую ясность её серых глаз и россыпь веснушек на её маленьком носике и загорелых щеках. Верно, у неё был довольно большой рот, с полной нижней губой, и определённо склонность к улыбке, которая в отличие от глаз и веснушек рождала в нём мысли не столь невинные и возвышенные, какие, например, посетили и буквально ошеломили его ещё там, у Нечаянных Трав. Но Маккенна знал, какого рода мечты будоражат воображение человека, слишком долгое время проводившего в одиноких скитаниях по дикому краю. Он отбросил их раз и навсегда, стоя так, рядом с Фрэнси Стэнтон в чистом белом свете пустынного утра. Но, едва только он распрямил плечи в твёрдой решимости, «маленькая девочка», чья юность и невинность так вдохновили его, взяла его руку в свою и слегка сжала.
