— Понятно, — сказал Маккенна, — я вижу, ты сторонник революции, таковы идеи Бенито Хуареса.
— Это мои идеи, — настаивал Пелон. — Правда, этот Бенито был великий человек. Герой. Ты знал, что он наполовину индеец?
— Он индеец на все сто, — сказал Маккенна. — Особенно в своих воззрениях на церковь. Нет, Пелон, я не думал спрашивать о церкви, я хотел узнать, знакомо ли тебе учение Христа?
— Христа?
— Конечно.
— Ты имеешь в виду Хесуса, сына Марии?
— А что, есть другой?
— А ты сам католик, Маккенна?
— Нет.
— Для чего спрашивать тогда все эти вещи?
— Пелон, ты способен ответить на простой вопрос?
— Конечно. Ты думаешь, я тупица?
— Неважно. Давай серьёзно — ты знаешь, Иисус Христос учит, что для плохого человека стать хорошим никогда не поздно.
Пелон откинул назад свою большую голову и рассмеялся.
— Ах, этот Хесус, — сказал он. — Хотелось бы поглядеть, как он проскакал бы в моём седле с пару набегов. Как всегда говаривал Бенито Хуарес, красно говорить легко.
Маккенна кивнул. Он продолжал удивляться, обнаруживая эти крошечные закоулки чувства и вспышки интеллекта у грубого бандита, и находка эта подкрепляла его чутьё и надежду, что он сможет каким-то образом использовать то доброе, что скрывалось в характере Пелона, если сможет его нащупать.
— Хефе, — сказал он, — разве нет ничего такого, к чему ты чувствуешь слабость? Кого бы ты любил? Что бы тебя заботило?
— Конечно! — вскричал предводитель разбойников стукнув собеседника по плечу. — Я люблю виски, добрую постель и молодуху потолще. В чём дело, Маккенна? Есть много такого, что меня заботит.
— Не такую заботу я имел в виду, Пелон. Разве нет человека или мыслей, которые печалили бы тебя, заставляли бы плакать либо желать измениться?
— К чему мне меняться, компадре? Я обманул лейтенанта-американо и тридцать чёрных солдат, и с ними молодого щенка, ублюдка, скаута-апаче, и направляюсь свободно навстречу потрясающему утру к доброй воде и отдыху, и горячему кофе, и что ни говори, в доброй компании друзей и женщин, способных делать всю работу в лагере. Послушай, друг, это у тебя нет представления о том, что лучше и что хуже в этой жизни. Если бы меня ожидала удача большая, чем эта, я бы просто не вынес её. И, Господи Боже, я ещё не упомянул про всё это золото там, в Каньоне-дель-Оро! Маккенна, ты просто старуха. Тебе и Хесусу стоит пойти в ученики к Пелону. Это вам кажется, что жизнь плоха, а не ему!
Глен Маккенна упрямо потряс головой.
— В один прекрасный день, — сказал он, — я обнаружу твоё слабое место. Я знаю — оно у тебя есть. Я верил в это с первого дня, как мы встретились. Мы, скотты, не так легко отказываемся от своих мыслей.
— Так же, как и мы, жители Соноры, — ответил Пелон. — И моя мысль заключается в том, чтоб ты теперь заткнулся, ты наговорил уже слишком много.
— Как пожелаешь, — уступил Маккенна, — но есть ещё одна вещь, хефе, о которой я намеревался тебя спросить. Это уже по делу. Можно?
— Конечно, давай. Для дела всегда есть время. Я деловой человек, ты это знаешь.
— Да. Что ж, дело в этой твоей сестре. Ты понимаешь, что я имею в виду? Мне не хочется быть неделикатным.
— Ясное дело, понимаю. Какого чёрта? Думаешь, я слеп? Я говорил тебе, что она хочет быть твоей бабой? И ещё я сказал, что ты можешь согласиться. В чём же чёртова загвоздка? Ты стесняешься?
— Да нет, я не об этом. Я говорю о том, как она глядит на белую девушку. Боюсь, она её убьёт.
— Чёрт возьми, я тоже!
— Так сделай что-нибудь, Пелон, — взмолился бородатый золотоискатель, удивлённый энергичным согласием собеседника. — Нельзя же позволить это. По крайней мере, прикажи ей держаться подальше от девушки. По крайней мере, это.
Пелон в бессилии пожал большими плечами.
— Омбре, — сказал он, — я не могу тебе помочь. Я не хочу, чтоб какая-нибудь беда стряслась с белой девчонкой — не меньше, чем ты. Но не в моих силах защитить её. Это — в твоих силах. Только ты сможешь удержать Сэлли вдали от неё.
— Что? — запнулся Маккенна — Я? Как? Каким образом?
Пелон, дёрнув огромным черепом, воззрился на него.
— В последний раз, Маккенна, — сказал он, — предупреждаю тебя: не шути со мной.
