– Моя мать была шпионка… О, натуральная шпионка, ее называли потом – английская Мата Хари… Ее звали Цинтия. Просто – Цинтия, и все… Она работала на английский флот, ее засылали в самое логово к немцам, она пробралась даже на корабль «Адмирал Шеер», плавала там с немецкой командой по Северному Ледовитому океану… по русскому Северному Морскому Пути… О, если бы видели my mother!.. Моя мать… была похожа на Луну… такие белокурые волосы вокруг круглого веселого лица, и чуть, совсем на uno soldo, вьются… и глаза большие, похожие на миндаль… знаете, такие орехи есть, миндаль… они здесь растут, в Тамани?.. нет?.. ее глаза были как эти орехи… И потом ее забросили на итальянский линкор «Витторио Венето», этот корабль вел эскадру… они вышли в море, чтобы ударить по английским судам, перебрасывавшим войска и военную технику из Египта в Грецию… адмирал Якино думал – вот она, победа… легкая победа… и она, Цинтия, не дала уничтожить английский линкор «Велиент»… а вся эскадра итальянцев, почти вся, погибла… это была загадка войны, ее до сих пор разгадывают историки… погиб и крейсер «Фиуме», и крейсер «Зара», и тяжелый крейсер «Пола»… а мама ночью, в море, при свете Луны… мне сказали, тогда была лунная ночь, пыталась бежать на лодке на «Велиент», но маму схватили, итальянцы разгадали ее маневр, ее приговорили к смертной казни… и расстреляли… там, на палубе корабля… поврежденного торпедами «Витторио Венето»… а я была тогда little girl, и я была, как это по-русски, не-смыш-ле-ная?.. я не понимала, как это – расстрелять… пострелять, выстрелить – это я понимала, а рас-стрелять?.. это было… о, ну, как игра…
Костер горел жарко, пламя взвивалось высоко, мощно, дрова – акация, туя, сухие яблоневые ветки – гудели и потрескивали. Как хорошо было жить! Как чудовищна казалась мысль о смерти. Как непредставимо было, что убили троих из команды Задорожного на славном земляном корабле.
– Расстрел Цинтии… она стояла на палубе, а на нее навели ружья… И итальянский капитан крикнул: у вас есть последнее желанье, Цинтия!.. И она засмеялась, поправила белые волосы и сказала: я не хочу, чтобы меня расстреливали сейчас, при свете Солнца, я хочу, чтобы меня расстреляли при свете Луны… И капитан, он был бла-го-ро-ден, он велел морякам дождаться вечера, а потом ночи, погода была ясная, и над морем стояла большая Луна, moon… И, когда Цинтию вывели на палубу во второй раз, она счастливо засмеялась и крикнула: здравствуй, мать моя, Луна, я наконец-то ухожу к тебе, я все сделала на земле, что ты мне велела… И смотрит на Луну так любовно, amoroso, и закинула лицо… И солдаты подняли ружья и нацелились в нее, и дали залп, и она крикнула и стала падать на доски палубы… и они увидели, что Луна скатилась с небес, скатилась прямо в море, исчезла с неба, а море все стало красным, как кровь, все окрасилось кровью… Так мне рассказал тот моряк, что был тогда там, на «Витторио Венето»… спустя много лет… разумеется, это легенда… как я плакала!.. мне было жалко мать, а еще больше – Луну… мне казалось: ее разрезали, Луну, и из нее течет в море кровь…
– Так вам уже так много лет, Моника?.. – невежливо спросила Светлана и покраснела в свете пламени костра. – В каком году был расстрел?..
– В сорок четвертом, o my God… а я родилась в сорок втором…
– Вы прекрасно выглядите, Моника, – глухо, хрипло сказал Леон. – Вы выглядите на мильон долларов. Я бы даже сказал – на два мильона.
– И что же было дальше?.. – Светлана затаила дыханье. – Как же вы жили дальше?..
– Дальше… – Моника закрыла глаза. Пламя освещало ее лоб, бледные впалые щеки. Сейчас ей, напротив, смело можно было дать все ее пятьдесят восемь: огонь безжалостно выхватил из мрака всю лепнину времени, весь антураж войн и голода, несбывшихся надежд и разрушенных иллюзий. – О, дальше… Дальше я повидала всю Европу, о май год. Всю Европу. Я жила тяжело и открыто. Я не боялась… ничего. Меня растил отец, а в тринадцать лет я пошла работать гладильщицей в прачечную. Потом – проституткой. Я работала в Лондоне проституткой. О, это очень, о-о-очень тяжелый хлеб. Веселый… иногда мы так веселились с подругами… with my dear friends!.. Мы выходили в Гайд-парк на свежую весеннюю травку… и там валялись, кувыркались, устраивали завтраки на траве… и police, вместо того, чтобы наказать нас, веселилась с нами… полисмены ложились с нами на траву и пели народные английские песни… правда, это мы напоили элем одного полицейского, ну, он и пел песни… я подпевала, Светлана, вы тоже поете?.. о, спойте… спойте чуть-чуть, a little… прошу вас…
