Однако иллюзии только для того и существуют, чтобы рассеиваться. Я забыла запереть входную дверь, а Круз отнесся к своему обещанию всерьез. Непонятно почему, но, когда, внезапно разбуженная, я выясняю, что Круз уже пристроился ко мне под бочок, я, точно катапультированная, вылетаю из постели с противоположной стороны. Судорожно шарю по стене, нащупывая выключатель, и раздраженно щурюсь от яркого света.
Круз садится в постели и тянет ко мне свои грабли.
— Я тебя напугал?
— Сущие пустяки. Подумаешь: со страху чуть удар не хватил и волосы встали дыбом! Если устал, располагайся со всеми удобствами. Я уже выспалась.
Круз с улыбкой качает головой, и я приглядываюсь к нему, словно впервые вижу. Интересный мужчина, можно сказать даже красивый, но что-то он меня последнее время раздражает.
— Иди сюда, — вкрадчиво мурлычет он.
— Отвези куда-нибудь поужинать! — внезапно осеняет меня спасительная мысль, и я хватаюсь за нее, как утопающий за соломинку.
— Прямо сейчас? — С губ Круза не сползает улыбочка.
Я прижимаю ладонь к желудку.
— Чем дольше будешь тянуть, тем дороже тебе обойдется. В данный момент я готова слопать половину перечисленного в меню, а что будет через час — страшно подумать!
— Ах ты моя бедняжка! — вздыхает он и выбирается из постели.
Поди догадайся, отчего меня бросает в дрожь, когда слышу из уст мужчины это сюсюкающее «моя бедняжка». Я спешно хватаю сигарету — еще одна гениальная идея.
Круз, собиравшийся было заключить меня в объятия, мигом сникает. Табачного дыма он не переносит. Несколько секунд подозрительно изучает меня, затем изрекает:
— С тобой творится неладное, Дениза. Вот уже месяц ты угрем вертишься, лишь бы ускользнуть от меня. Верно?
— Верно.
— Почему?
— Скажу, когда самой будет ясно.
— Нашла кого-то другого?
Я задумываюсь. Нашла, конечно… парочку сластолюбцев-сатиров, насильника «с ножичком», полуживого Мартина, — вот и все мои находки. В конце концов вместо ответа я пожимаю плечами.
— Не хочешь говорить?
— Просто не знаю, что сказать, — искренне признаюсь я.
Следует отметить, что Круз — к его чести — больше не настаивает на выяснении отношений, однако всю оставшуюся часть вечера упорно думает о чем-то своем; лицо замкнуто, брови насуплены, — словом, не лучший партнер для прожигания жизни.
Покончив с ужином, я поднимаю бокал под звуки какой-то слащавой мелодии.
— Что с тобой, Круз? Не управился в срок с очередным репортажем?
— Отчего же? Управился. — Круз залпом опрокидывает свой бокал. — Возможно, я вообще останусь без работы.
— Ты — краса и гордость пишущей братии?! Не вешай лапшу на уши!
— Ван Эрдман продает свою газету, а новый издатель вряд ли пожелает иметь со мной дело.
Круз Гвард поставляет материал для светской хроники и, справедливости ради отмечу, при этом не переступает границ хорошего тона. Он не из тех бульварных писак, что с лупой ползают по чужим простыням, выискивая грязь. Круз человек утонченный, порой даже чересчур. Раза два я сопровождала его на светские приемы, но на третий зареклась туда нос совать. Впрочем, Круз больше и не настаивал. Рауты, которые я осчастливила своим присутствием, навеки запечатлелись в памяти нескольких изысканных джентльменов. В то время как они каждым словом и жестом подтверждали свою принадлежность к сливкам общества, я из кожи вон лезла, стараясь доказать, что попала сюда из гущи народной. Сама-то я тогда повеселилась на славу. Если смех сквозь стиснутые зубы можно назвать большим весельем.
Круз приглашает меня танцевать. Обняв его за шею, я кладу голову ему на плечо, но не позволяю прижиматься слишком тесно. Случается иногда странное раздвоение сознания: находишься рядом с одним человеком, а представляешь себе на его месте совсем другого. Нечто подобное сейчас происходит и со мной. Пожалуй, эту прихоть фантазии не следует считать симптомом болезни. Я прикрываю глаза, и воображение уносит меня далеко-далеко… В такие моменты даже приторно-слащавое пиликанье ресторанного оркестра может показаться чарующей музыкой. Я чуть не вздрагиваю от неожиданности, когда Круз, прервав танец, резко останавливается.
