11
…К разговору с сыном Кичи-ага готовился уже несколько дней, с той самой поры, как узнал о предстоящем его отъезде. Он решился, наконец, высказать все, что накипело у него на душе, и заранее взвешивал каждое слово, чтобы случайно не сказать чего-нибудь лишнего — словом не шутят.
Домой Джума вернулся вечером, тихий, осунувшийся от усталости. Словно возвещая о его приходе, по дому разнесся тот особенный, ядреный и деловитый запах солярки и металла, каким обычно пропитав каждый, кто связан с техникой. Работал Джума бульдозеристом на расширении Каракумского канала недалеко от родного села Второе Геокча в Мургабском оазисе.
Ужинали всей семьей, в самой большой комнате, на устланном коврами и кошмами полу. После ужина они с отцом остались одни, чтобы еще немного посидеть за вечерним чаем.
Старик был явно не в духе. Он медленно отхлебывал из пиалы, хмурился и все о чем-то думал. Наконец, он допил последний глоток в поставил пиалу вверх дном.
— Слышал я, ты опять уезжаешь?
— Да. Собираюсь, — ответил Джума.
— Канал копать?..
— Нет. Море строить.
Кичи-ага прямо глянул в глаза сыну — хотел удостовериться, не шутит ли он? Уж слишком размах широкий, на целое море!.. И понял: не шутит.
Эта новость поразила отца. Но он не высказал особого волнения и почти бесстрастно произнес:
— Море, говоришь?.. А где?
— Да где-то там, недалеко от Ашхабада.
Кичи-ага опустил голову, вздохнул: «Значит, верно.
Сын уезжает». И долго сидел молча с печальным видом. Его седую, коротко постриженную голову покрывала малиново-желтая тахья, а плечи обнимал красный в полоску халат.
Джума взглянул на отца и подумал! «Стареет. А ведь еще недавно был таким здоровым и сильным…»
Кичи-ага стряхнул с колен на скатерть крошки чурека и с надеждой спросил!
— А может, останешься? И так ведь десять лет кочуешь…
Джума не ответил. Склонив голову, он думал о чей-то своем.
— И все бы ничего, — сказал Кичи-ага, — но мы стареем. Трудно без опоры.
— Знаю. Все знаю, — хмуро проговорил Джума.
— Пора бы тебе вспомнить и о древнем нашем обычае, — мирно продолжал отец. — Это мудрый обычай: младшему в семье он велит жить со стариками до скончания их века. Потому что младший, вот, например, как ты, здоров, полон силы, не столь обременен детьми, как старшие братья. Этот обычай завешай вам предками. А ты нарушаешь его. Ты, как птенец, который едва лишь встал на крыло, так и рвешься из родного гнезда.
Отец прав, конечно, — размышлял Джума, по-прежнему не поднимая головы. — Да, хорошо бы жить о семьей, растить детей. Но разве хватит в нем духу — ради покоя и тишины оставить бригаду, с которой сделано столько добрых и славных дел! Да он жизни не мыслит без ветровых просторов родимой земли, без грохота машин и даже долгих, тяжких разлук с семьей. К этому он уже привык.
Но только ли в привычке дело? А чувство долга? Не раз он уезжал из дома лишь потому, что так было надо. Его посылали и он ехал. И если кто-нибудь из бригады спрашивал, хорошо ли будет на новом месте, он отвечал, улыбаясь:
— Крик петуха везде одинаков.
Этим Джума хотел сказать, что все новые места всегда похожи друг на друга, и трудности там неизбежны. А сколько их было, этих новых мест в жизни Джумы!
В урочище Хаузхан он поднимал плотину самого большого в республике водохранилища, рыл котлован для насосных станций на машинном канале, прокладывал Пионерную траншею Каракум-реки от Ашхабада до Геок-Тепе. Поедет он и строить новое искусственное море.
— Отец, — сказал Джума негромко, — я понимаю, что вам трудно без меня. Но надо потерпеть. Придет время, и я вернусь. Навсегда. А пока надо строить. Ты сам говорил: под лежачий камень вода не течет.
— Вах, сынок! Даже лошадь и ту берегут, а то загнать можно! — вдруг воскликнул старик. — Пусть другие строит. Или других мало? Ты сделал свое. Тебе пора бы дома быть или хотя бы рядом. Ты заслужил это…
Джума улыбнулся:
— Ну, а если те, другие, тоже ехать не захотят? Кто же строить будет?
Отец не ответил. Он снова поник, сердито уставившись в кошму. «Ну, и характер, — думал он о сыне, — кремень! И в кого уродился такой?»
В твердости характера сына, в его упорстве Кичи-ага убедился уже давно, еще тогда, когда он вернулся из армии. Немного отдохнув, Джума собрался уезжать. Отец советовал остаться в колхозе. Куда там! Джума в слышать не хотел. Вода канала уже подходила к долине Мургаба, а многие земляки Джумы сидели за рычагами бульдозеров и экскаваторов. Разве мог он усидеть дома?
