— Вот она — жадность, — ворчал Иван Федотыч. — Ровно ослеп человек.
— Шурф, видно, был неглубокий, — возразил Сергей. — Зачем его крепить?
— Затем, чтобы не рисковать попусту, — ответил дед. — Осторожность никогда не мешает.
Надвигались сумерки, а старатели все еще копали. Казалось, что наносным породам не будет конца.
Вдруг кайла Сергея ударилась о твердый грунт. Это был плотно слежавшийся песок.
— Дай-ка, посмотрю... — отстранил внука Федотыч.
Он поковырялся в песке и, поднимая голову, заявил:
— Докопались.
Сергей вылез на поверхность, бросил в шурф пустые котомки. Старики наполнили их песком и подали наверх.
Подняв котомки на плечи, старатели торопливо зашагали к реке. Разговор не вязался. Теперь, когда на плечах лежал добытый с таким трудом золотоносный песок, опять родилось сомнение.
«Что, если мы несем пустую породу?» — думал каждый из них. «Что если этот „карман“ давно выработан?».
У реки Иван Федотыч высыпал часть песка на лоток и начал промывку. Увачан и Сергей, сидя на корточках, напряженно следили за каждым его движением.
Из лотка по воде поплыла желтая муть. Когда остался один песок, дед ловкими поворотами стал сбрасывать его через край. На дне лотка осели только самые тяжелые частицы.
Иван Федотыч глубоко вздохнул и нарочито спокойно произнес:
— Золото!
В отблесках догорающей зари на мокром лотке тускло засверкала щепоть желтых крупинок.
Увачан осторожно прикоснулся пальцем к металлу и подтвердил:
— Золото!
Старатели склонились над лотком, долго молча смотрели в одну точку...
А над тайгой выплывал щербатый месяц, и сопки окутывала теплая ночь.
ГЛАВА XV
Горячие, страдные дни
Сергей никогда не был на приисках и о том, как добывают золото, знал только по рассказам. Он был твердо убежден, что главное — найти месторождение, а затем уж остается самая легкая и приятная часть работы — промывать песок.
Оказалось, что добыча металла — самый тяжелый и однообразный труд.
Накануне, ложась спать, мальчуган задумался над тем, где им придется промывать породу. Еще в день открытия пади он обшарил все окрестности шурфа и знал, что воды близ его нет. А до реки было добрых полкилометра. Но, увлеченный радужными мечтами, Сергей так и не спросил у деда, что он думает предпринять.
На рассвете Увачан уплыл на лодке к пологому, поросшему тальником острову и вернулся с кучей гибких лозовых прутьев. Федотыч тотчас же начал плести большую круглую корзину.
— Для чего это? — удивился Сергей.
— По-грибы ходить, — усмехнулся дед.
Сергей обиделся. В самом деле: он открыл Золотую падь, а с ним все еще разговаривают, как с маленьким... Но деду он не сказал ничего и, недовольно шмыгнув носом, отвернулся.
Когда корзина была готова, Иван Федотыч объяснил:
— В этой посудине будете с Увачаном носить породу. А я займусь промывкой.
Насыпав корзину золотоносным песком, эвенк вырубил длинную палку и засунул ее под ручку. Подняв корзину и сгибаясь под тяжестью ноши, старатели медленно двинулись к реке...
Так начались будни. Иван Федотыч, не разгибая спины, промывал породу. Увачан и Сергей от темна до темна были заняты ее подноской.
Скоро Сергей изучил каждый кустик, каждую неровность почвы на своей тропе. Он мог бы пройти по ней с закрытыми глазами. Ложась спать, он видел ее до мельчайших подробностей и ему тогда казалось, что тропа эта врезалась в память на всю жизнь, что пройдут десятки лет, а перед глазами все будут стоять и чахлые елки, и зыбкие кочки, и покрытые мохом валуны.
Вечерами, растирая онемевшие плечи, мальчуган мечтал:
— Когда здесь откроют прииск — породу будут возить на лошадях, в таратайках. Вместо тропы проложат широкую, ровную дорогу. А нашу корзину сдадут в музей...
— Скорее всего — узкоколейку проведут, — возражал дед. — Порода пойдет по конвейеру, в вагонетках. Теперь на приисках — механизация.
— Верно, узкоколейка — еще лучше, — соглашался Сергей. — Как вагонетка — так тонна руды. Здорово!
Но наступал новый день — и приходилось опять браться за лоток и корзину...
Золото в «кармане» было богатейшее. Каждый вечер, высыпая из котелка в кожаную сумку дневную добычу, Иван Федотыч только покачивал головой:
