— А я вам и объясняю, как надо сделать, чтобы все было по правилам, а вы меня все время перебиваете. Будете записывать?
— Буду, — смирилась я.
— Пяткин, Петр Гургенович. Записали?
— Записала.
— Ну вот, — повеселела она, — очень хорошо. Пишите жалобу и привозите сюда. Петр Гургенович в течение месяца с вашим заявлением разберется и даст ему ход.
— А на что мне пожаловаться? — совершенно искренне спросила я, так как ничего из объяснений строгой сотрудницы не поняла. — На то, что мне кабельное не нужно?
— Нет, конечно. При чем здесь — нужно или не нужно? Вы ведь сказали, что не согласны с мнением ревизии, вот и напишите, что не согласны. Тогда Петр Гургенович вторую ревизию назначит. Если сочтет нужным.
Едва сдержавшись, чтобы не вспылить, я смиренно уточнила:
— Ревизию назначают для того, чтобы выявить факт подключения?
— Да.
— И ревизоры придут прямо ко мне в квартиру?
— Ну не ко мне же! Ясное дело, к вам.
— А каким-нибудь другим способом этот факт выявить можно?
— Нельзя, — с видимым удовольствием сообщила она.
— То есть вы хотите сказать, что…
— Вот именно, — строго подтвердила она, даже не дослушав вопроса. — Вам нужно быть в это время дома!
— Но…
— Вам позвонят заранее. Договорятся о времени.
— Но в прошлый раз мне не звонили, и никто ко мне не приходил, я вообще все это время жила на даче (вдохновенно врала я), как же тогда ваши ревизоры смогли установить факт подключения? Взломали квартиру?
— Адрес?
Предвкушая победу, я безропотно продиктовала Мишин адрес во второй раз.
— Ждите!
Я нанесла на веки тени и подкрасила губы.
— Вы слушаете?
— Да.
— Корпус какой?
— Второй.
— Второй?! Вы уверены?
— Ну да.
— Можете не приезжать.
— В смысле?
— Ошибка.
— Спасибо большое, — с чувством поблагодарила я.
Все-таки хорошо, что я не поехала туда сама, а позвонила. Разбирать дрязги по телефону гораздо проще, чем при личной встрече. Не так нервничаешь.
Я посмотрела на часы. Полдня псу под хвост! Вот тебе и планирование! Собиралась с утра, до того как идти в больницу, приготовить на ужин буженину (Славочка любит) и забежать в химчистку за галстуками. Теперь уже ничего не успеваю!
Нет, это, конечно, не смертельно! Галстуки подождут, а на ужин можно приготовить рыбу. Я вынула из морозилки форель. И возни меньше, и готовится она быстрее, чем буженина.
В Михайловскую больницу я попала только после обеда. В самый тихий час!
Естественно, в кардиологическое отделение, куда сегодня ночью положили тетушку, меня не пустили.
Сказали:
— Нельзя! Ни в коем случае! Только после четырех.
— Ну, пожалуйста, в виде исключения, — заныла я. — Я не могу после четырех. Никак не могу. Я только на одну минутку. Я дядюшке обещала!
Ныла я скорее по инерции. Так, на всякий случай. Ни на что особо не рассчитывая.
Вдруг пропустят? Чем черт не шутит! А не пропустят, тоже ничего страшного. Поднимусь к главврачу. Она-то уж точно разрешит. Евгения Федоровна почему-то все еще хорошо ко мне относится. Несмотря ни на что!
— Проходите! — неожиданно смилостивилась медсестра. — Палату знаете?
— Нет. Не знаю. Я еще не была ни разу. Ее только сегодня ночью положили.
— Кого ее? — недоверчиво переспросила она. — Вы же только что сами сейчас сказали, что идете к дядюшке?
— Нет. Вы меня не правильно поняли. Я не говорила вам, что пришла к дядюшке. — Меня не так-то легко сбить с толку. — Я сказала, что обещала дядюшке, что схожу к тетушке.
— Фамилия?
— Короткова.
— Девушка! — вызверилась сестричка. — Что вы мне здесь голову морочите?! Выписалась ваша Короткова.
— То есть как это выписалась?! Вы уверены?! Короткова Евгения Семеновна выписалась?! Ее же только что положили!
— А вот так и выписалась. Под расписку! А то вы свою тетушку не знаете? Очень беспокойная дама. Сокрушалась, что собачку ей не с кем оставить. Никого, говорит, собачка не слушается, кроме нее. Доктор кардиограмму ей сделал — и выписал. Час назад как уехала. Сын увез. На машине. Очень неспокойная дамочка.
— Спасибо вам большое! — искренне обрадовалась я.
Я свою тетушку знаю. Если выписалась (пусть даже и под расписку), ей действительно стало легче.
Рассыпавшись в извинениях, я поспешила в реанимацию.
