Знание-сила, 2004 № 05 (923) - страница 42

И конечно, было интересно узнать, что думает о темах, затронутых на встрече, человек, несколько десятков лет возглавляющий Политехнический музей в Москве, профессор Гурген Григорян.

— Ваш взгляд на развитие российской науки — как можно оценить ее современное состояние? Был, к примеру, «романтический» век физики, давший толчок к зарождению и развитию других наук, к чему мы идем сейчас?

— Я затрудняюсь так ответить на этот вопрос. Во-первых, наука — это многоплановая область. Если в одних науках наблюдается движение, оно может быть менее выражено в других. Главное заключается, как мне кажется, в том, что все более очевидным становится нам самим высокий научный потенциал России, связанный с высоким стандартом образовательным, наработанным в нашей стране. Если долгое время, пока у нас не было адекватной информации о состоянии дел на Западе (была некая идеализация в ушерб нашим традициям), то сегодня можно говорить о переосмыслении традиций, перспектив нашей науки. И это переосмысление имеет ярко выраженный вектор признания тех достижений и традиций, которые были наработаны, а это фундамент для того, чтобы двигаться дальше.

— Какие именно тенденции, на ваш взгляд, необходимо было бы вспомнить, дополнить, восстановить?

— Мне кажется, образование от науки неотделимо. Система образования изначально в России была заложена с большой перспективой (я говорю о конце XIX — начале XX века), это стало в каком-то смысле генетическим кодом ее развития в дальнейшем. А если говорить о нашей науке, то одним из самых интересных феноменов является создание научных школ и научных коллективов. Мне кажется, не всегда это проглядывается, например, в западной науке. Но это устойчивая наша традиция. По крайней мере, если взять прикладную науку — скажем, создание летательных аппаратов школы Туполева, Микояна, Илюшина, — это все конструкторские школы со своими традициями, со своими подходами к разработке летательных аппаратов. И эти школы себя воспроизводят, давая целое направление в конструкторской инженерии, и это как чернозем, как питательный слой, на котором произрастает и развивается наука, его надо беречь, потому что утрата его приведет к пересыханию источников развития. Я считаю, что сегодня вместе с горечью утраты приходит к нам переосмысление того, что мы имели и еще имеем и можем сохранить.

— Как вы думаете, мы сможем рассчитывать при этом на свои силы или нужны какие-то внешние вливания? В этом смысле можем ли мы опираться на эмигрировавших ученых — по некоторым оценкам, активно действующих русскоязычных ученых сейчас примерно поровну в России и вне ее?

— Это специальный вопрос социологического плана. Могу высказать только свое мнение, которое может быть опровергнуто специалистами, и я это должен буду признать. Мне кажется, сегодняшнее поколение людей, творящих за рубежом, при всей успешности их работы во многом ментально связано с той средой, которая их породила. Разорвать эту среду, эту связь можно, но лучше ее не разрывать, а использовать потенциал этих людей для России, в самом хорошем смысле этого слова. Петр Леонидович Капица возрастал в школе Резерфорда, он приехал в Россию, вынужден был порвать эти связи. Тем не менее то, что он создавал здесь свою лабораторию, было практическим наследованием того, что он сделал там.

Материал подготовлен Галиной Мялковской.

Редакция «Знание — сила» поздравляет Дмитрия Сергеевича Чернявского с присуждением премии «За лучшее объяснение устройства мира» в рамках телевизионной программы «Гордон».