Знание-сила, 2004 № 05 (923) - страница 41

Он услышал чудом о царском указе, а гонец прибудет не скоро, зачем его заранее исполнять. Пока гонец доедет, уже режим сменится.

Это география полубесконечных ситуаций, где нет граничных условий. Вот это и формировало наш национальный характер. Русские писатели обращали серьезное внимание на это. Умение жить в условиях недостаточной информации, и жить нормально, породило творческую способность русского человека.

Дмитрий Сергеевич Чернавский говорит, что хаос — необходимый элемент в творчестве, и все синергетики об этом пишут, что в ситуации предсказуемости и логики невозможно творчество и искусство. Хаос и непредсказуемость — это основной элемент творчества, самое интересное в творчестве. Пушкин никогда не знал, что с Татьяной в конце концов произойдет, но главу за главой печатал, надеялся на «русский авось», и все сошлось интересно. Эта способность к творчеству — национальная черта. Из нее, как из любого качества, следует и положительное, и отрицательное.

Я как раз вспомнил о Чехове, в одном из рассказов он пишет, что русский человек талантливый, может придумать все, что угодно. Сделает, побалуется и бросит — вот наш дворник сделан из дерева человечка, «дергаешь за ниточку, а он делает неприличное», потом все сломалось и выбросил.

А вот случай из жизни. Я как-то смотрел, как деревенский мужик, плотник, пилит. Тяжелый труд, нудная работа Говорю: дом проконопатишь (а деньги ему давать бессмысленно, он все равно их через три дня пропьет), я тебе куплю электропилу: она ему страшно нравилась, я видел.

Все проконопатил, привожу ему пилу, думаю, мужику легче будет дрова пилить. Через неделю приезжаю, как пила? Думаю, сейчас расскажет, что перепилил все дрова... Да сжег, говорит, шину от «Дружбы» прикрутил (а она в полтора раза длиннее), думал, потянет, а она сгорела. Он не мог пользоваться инструкцией, физиологически не мог! Это типичный русский человек. Творец!

Наука у нас прошла очень интересные стадии. Например, что касается ядерной науки, когда мы шли учиться в университеты, были вдохновлены не деньгами, а идеями, перспективами, которые нам открывала атомная энергетика. А теперь пришли к тому, что запасы ядерного оружия в мире позволяют 30 раз полностью уничтожить земной шар. И туг мы стукнули себя по лбу — пожалуй, хватит. Саморазвитие этой области науки довело ее в этом смысле до маразма и тупика.

Мне кажется, наука должна реабилитироваться, сегодня нужно заняться теми научными направлениями, которые действительно касаются населения и волнуют его. Первое, речь идет о здоровье человека — как устроен организм, как функционирует, как иммунитет работает. Медицина сегодня настолько от этого далека и настолько беспомощна, что помошь биологов и математиков, которые умеют разбираться в сложнейших и тонких системах, необходима. Отношение людей, даже научно-технических работников, к своему здоровью совершенно варварское, как у дикарей, вплоть до того, что люди не знают, где печенка, где селезенка.

На второе место я бы поставил экономику, потому что никто из нас ничего не понимает в ней. Вот Чернавский со товарищи написали прекрасную статью по экономике. Взяли фазовую диаграмму, несколько уравнений, нарисовали два устойчивых состояния, все объяснили, и не надо никакой прибавочной стоимости и прочего. Я считаю, с помощью математики можно нарисовать экономический пейзаж и объяснить, что же творится.

И третье, это экология. Не в том смысле, как она определена изначально — наука о сообществах. Нет, давай те говорить об окружающей среде и о том, что мы с ней сделали. Знаете, как говорят про Мичурина: мы не можем ждать милости от природы после того, что мы с ней сделали. Это есть черта, за которой грядет коллапс, уничтожение видов, катастрофа. Значит, наука об окружающей среде тоже должна быть поставлена на математические рельсы, сделаны модели, и нам, широкой публике, должно быть это объяснено.

Эти три направления науки волнуют научно-техническую интеллигенцию, волнуют любого образованного человека. И если мы будем этим заниматься, рассказывать об этом, популяризировать, объяснять, мы сможем реабилитировать науку как таковую. После этого к исследованиям потянутся идеалисты не из-за денег, а потому что поймут, что этим надо заниматься.