Знание-сила, 2002 № 11 (905) - страница 18

Дети из агитбригады твердо знают, что кулак – враг, и несут свое знание в массы. Вряд ли среди них есть родственники тех., кто сгинул на никому не ведомом острове на Волге, вблизи Астрахани.

В то самое время когда, закончив агитконцерт, дети гоняли на велосипедах, их сверстники, стоя по колено в холодной воде, обеспечивали полив овощей, которых им не удастся даже попробовать.

Была среди них и Прасковья Гавриловна Дьякова:

«Арестовали меня, лишили голоса (то есть гражданских прав) и увезли. Везли меня далеко, за три волы (Прасковья Гавриловна имеет в виду три реки: саму Волгу, старый ее рукав и речку Матвеевку). Кругом одна вода. Были мы оторваны от всего света. А по всему острову в разных местах, где на взгорке, где в низинке, плетни стоят и землянки».

Из веток ивняка плелись так называемые стены, то есть плетни, обмазывались глиной, ставились эти плетни друг к другу, а в четвертом дыра – дверь. Вместо окна – крохотные дырочки с осколками стекла. В углу подобие печки – вмазанный в глиняную пирамидку котелок для воды, а под ним отверстие для хвороста. В каждом «жилище» три-четыре семьи, мужчины и женщины – все вместе. Вдоль стен – лежневки, примитивные настилы из жердей. Спали в пологах (иначе одолевали комары) по двое – по трое.

Я слышала, что в некоторых лагерях даже существовали такие способы наказания или казни, когда заключенных выставляли «на комаров», то есть раздевали и привязывали к дереву. К утру от человека оставался окровавленный труп.

«Много разного люда было, а чины у нас у всех были одинаковые. Жили все мирно, делить нам нечего было. Ели хлеб из травы, пареную кашу из дягеля. И на завтрак вода, и на обед вода, и на ужин. Ночью проснешься – тишина, ни разговору, ни огонька, ни собачьего лая. Как в могиле, только голод не спит, бродит».

Бывало, от голода и болезней в день умирало по сорок человек. Над поселком стояли стон и вой. Умерших заворачивали в старое тряпье или кошму и веревками тянули к месту захоронения. Кладбище почему-то было в низине; на месте могилы отца Прасковьи Гавриловны – полая вода, в которой торчал один шест с привязанной к нему перекладин кой вместо креста.

В справке, которую нам дали в областном архиве, сказано, что ссыльные выращивали просо, хлеб, овощи, разводили скотину, чтобы прокормить себя. Все это Прасковья Гавриловна категорически отрицает. «Хлеба настоящего мы не видали совсем. Боже упаси взять хоть огурец какой или помидору. Над всеми нами стояли надсмотрщики с кнутами, а над ними бригадир, а уж выше – комендант». Бригадиры и надсмотрщики были такие же ссыльные, но свои обязанности выполняли неукоснительно. «Бывало, ночью бригадир в полог руку протягивает и проверяет: две там ноги или четыре».

Трудолюбие у бывших «кулаков» было в крови, по-другому они работать не умели. За годы существования лагеря эти люди подняли целину на своем хребте, лопатами вскапывали поля и на самом острове, и за рекой, вручную сажая и убирая хлеб. «Бывало, ползем с Маринкой по полю, руками дергаем колосья… А коленки все в крови… А потом так же на себе на ток волочим охапками. По пять пудов на себе таскали».

Основной работой Прасковьи и ее подруги Маринки было «стояние в воде»: целыми днями они, стоя по колено в реке, колодезным журавлем черпали воду и выливали в деревянные желоба – водоводы, а уж дальше вода разбегалась по арыкам и каналам, по всем полям. За день работы перекачивали тонны воды. Болели спины, ныли руки. И постоянный окрик за спиной, стоило лишь чуть расслабиться: «Пошевеливайся!».

Из вольных на острове жил лишь комендант Казачков. «Ох, и лютовал он!». Хоть и был он из своих, из крестьян, но данная ему власть сделала его человеком жестоким и злобным. Ходил Казачков все время с плеткой, которую постоянно пускал в дело, не задумываясь о том, на кого поднимает руку: на старика ли, на ребенка. Ему еще в первый год построили на острове большой дом. После Казачкова комендантом был Алексей Сергеевич; в жестокости он мало чем уступал своему предшественнику.

Заболеваемость и смертность в лагере была очень высока, но врача ссыльным не полагалось. Не было и никаких медикаментов. Однажды Прасковья поранила ногу, та сильно распухла и стала нарывать. Мать бросилась в ноги к коменданту, чтобы тот отвез дочь в больницу. Комендант же с издевкой ответил, что «вы не люди и людской врач вам не нужен». Потом все же сжалился и пригласил ветеринара. Только чудом ногу Пане сохранили.