Знание-сила, 2002 № 02 (896) - страница 38

Сейчас мы живем во Франции. Пруст по-прежнему входит в число наших любимых писателей; и мы можем его читать в подлиннике. Но он больше для нас не знамя протеста и не спасательный круг (да и окружающая жизнь ни в малейшей степени не похожа на… извините, я хотела сказать – на колхозную ферму). И потому любим мы этого писателя теперь без надрыва – спокойной, уравновешенной любовью. А тогда, в прошлом, была не просто любовь – была страсть.

В застойные годы, то есть в ситуации уже относительно вегетарианской, когда сажали выборочно и в основном тех, кто уж очень сильно «делап волну», да и то, похоже, сажали только затем, чтобы оправдать зарплаты кагэбэшников, расплодились бесчисленные домашние семинары по философии, истории, литературе, языкознанию – это не говоря уже о всем знакомых кухонных застольях, суть которых была, конечно же, не в том, чтобы выпить и закусить, а в том, чтобы пообщаться и «обменяться».

Школьный приятель моего сына еще по Москве, много лет живущий в США, говорил мне, что ему очень нравится наблюдать в действии либеральную экономику, но жить там – не нравится.

– Почему?

– Я люблю трепаться с людьми на всякие темы, а в Америке людей, которые бы тоже это любили, найти очень трудно.

3. Гороховский.

«Последний чай»

На всю жизнь мальчик испорчен советской духовностью – из чего же и состояли все наши посиделки, как не из этого самого «потрепаться с хорошими людьми на всякие темы»?

В нашем доме почти 15 лет каждые две недели собирались люди, чтобы послушать классическую музыку: преимущественно пластинки, но иногда и «живьем» – пианиста или скрипача. Отчасти собрания эти возникли потому, что хорошие пластинки, как и все «хорошее», были дефицитом. Все, что хоть сколько-нибудь выходило за пределы негласно апробированного репертуара, издавалось в СССР скудно и неохотно (например, Малер или Брукнер), не говоря уже о крайне ограниченном наборе дирижеров и исполнителей. Поэтому тот, кому удавалось достать что-то интересное, с удовольствием тащил пластинку в компанию единомышленников. Постепенно эти вечера превратились в традицию и в какой-то момент переместились в нашу квартиру.

Забавно, что рассказывая французским друзьям о наших музыкальных вечерах, я услышала от них неожиданное для меня сравнение с парижскими салонами, существовавшими более-менее по схеме предыдущих веков еще в 60-х годах нашего века! Хозяевами этих салонов были, как правило, люди немалого достатка, не имевшие нужды служить. Я думаю, что и наши «салоны» (или по крайней мере их истовость) в большой мере объяснялись тем, что многие из нас не растрачивали себя на работе. Нередко «служба», где несколько раз в день пили чай и обсуждали последние культурные новости или телевизионные передачи, равно как и овошная база, хде сортировка гнилых и полугнилых кочанов сопровождалась обсуждением последней лекции Мамардашвили, на несколько часов превращались в своеобразные клубы.

Не хочу этим никого обидеть – вокруг меня работали скорее много и добросовестно, а немалое число людей – еще и бесплатно: например, в детских клубах, в физматшколах, на олимпиадах трудились даже не за «спасибо», а за «пожалуйста» («Можно мы поработаем?» – «Пожалуйста!»). Но вряд ли кто-нибудь скажет, что именно работа составляла главное содержание нашей жизни.

Итак, каждые две недели по субботам дверь в квартиру оставалась открытой в течение всего вечера, завсегдатаи могли привести с собой своих друзей, в соседней комнате играли дети всех возрастов. Около половины одиннадцатого все садились за стол, и вот тут-то и начинался «московский треп».

Причем, когда к полуночи все вынужденно расходились, чтобы успеть добраться автобусом до метро (мы жили в не ближнем Ясеневе), оставалось впечатление, что мы вовсе не исчерпали все интересные темы – времени для разговоров всегда не хватано.

Как-то в США я прожила несколько дней в семье, в которой тоже бывали журфиксы, подобные нашим музыкальным вечерам. Несколько семей, в основном преподаватели школ, раз в месяц собирались, чтобы обсудить предварительно совместно выбранную и прочитанную книгу. При этом кто-то из компании заранее готовил доклад, чтобы задать тон обсуждению, остальные же присоединялись к дискуссии по ходу дела.