Она была голубоглазой и светловолосой, со второй группой крови. Именно над такими детьми в лагере проводились медицинские опыты. Валя помнит множество детей, плачущих и кричащих, постоянный страх, одиночество.
У Вали отнялись и долго не ходили ноги. Она не смогла иметь детей.
Их детский лагерь в 1945 году оказался в американской оккупационной зоне. Одиноких детей было приказано в принудительном порядке разбирать по семьям. Девочка не очень-то верила, что ее кто-нибудь возьмет, и когда Ольга Хибнер вошла в прихожую детдома, Валя, сидевшая одна на скамейке, кинулась к женщине, обхватила ее ноги и не отпускала, пока та не оформила на нее документы. Теперь невзгоды девочки на время прекратились.
Чем могла, эта старая женщина пыталась загладить вину своей страны перед больной русской девочкой, отдавая ей всю ласку и заботу. Девочка плакала от постоянной боли в ногах, но, просыпаясь по ночам, видела доброе лицо своей немецкой мамы.
Из всех школьных подруг ей больше всех запомнилась Роза. Она помогала Вале готовить уроки, хорошо к ней относилась. Этому учил ее отеи, который работал в концлагере. Он говорил, что русские люди хорошие и что детей, которые из концлагеря, жалеть надо. Ходить в школу было далеко и пешком. Мама приводила Валю и забирала каждый день. Чтобы поправить шаткое Валино здоровье, она водила девочку в бассейн. У нее девочка училась порядку, шитью, вязанию.
Из всех жизненных воспоминаний это – единственные дни, согретые лаской и спокойствием. Но это продолжалось недолго.
По окончании войны правительство издало указ, который сломал устоявшуюся жизнь Вали. Немецким семьям пришлось вернуть русских детей. Ольге пришлось отдать девочку.
Маленькую Валю отрывали от нее силой.
Затем целая череда детских домов, только в 1954 году за нею приехала мама. Родителей Валя не узнала. Да и мама ее не узнала.
Жизнь в семье не сложилась. Матери оказалась больная дочка в тягость. Бывает и такое. С отчимом мать жила плохо. Часто ругались, скандалили. И к дочери мать относилась не лучше. Ни разу не услышала она слова «доченька» или своего имени. Валя недоедала. Спала на полу, укрывшись старым пальто и подложив под голову валенки. Валя чувствовала себя лишней и все больше сама сомневалась в своем происхождении. Может, она и вовсе немецкая девочка?
Валентина Павловна неоднократно пыталась разыскать свою немецкую маму. Нашла ее. Но женщина была очень стара. Находилась в доме престарелых, и тем не менее до 1963 года они переписывались. Затем переписка оборвалась.
Наконец, в 1983 году Валентине Павловне было разрешено выехать в Германию по туристической путевке. Но названной мамы не было в живых. Разыскала она только дом престарелых, персонал, который ухаживал за Ольгой Хибнер. Постояла в палате.
На кладбише возложила венок. Установила надгробие с надписью: «Дорогой и любимой Ольге Хибнер от русской дочери». Теперь к этому надгробию ведет тонкая тропинка. В Германии не принято много лет охранять могилы, тем более людей безвестных. Земли не хватает… Но это надгробие стоит мног о лет.
Теперь несколько слов о том, как она живет сейчас. Небольшая квартира вся обставлена игрушками. В основном куклами. Человек, у которого война отняла детство и которому сломала жизнь, сейчас борется за свои права. Однако то презрение и подозрение ко всем, побывавшим в ту пору в Германии,ещеосталось, и ее никак не решаются приравнять к инвалидам Отечественной войны. Валентина Павловна не из тех, кто замыкается в себе и прячет свое горе, и нам не стоило большого труда разговорить ее. Она ни о чем не умолчала. И жаловалась на наше правительство и на болезни ног…
Каждый день Валентина Павловна начинает с нуля. Порой нет сил встать на искалеченные ноги. И душевные силы, кажется, покидают ее. Но она поднимается и идет проведывать своих друзей, и боль, обида, ропот отступают. Остается лишь надежда.
