"Ведя в это же время тщательные розыски на заводе Зайцева, где жил Бейлис, - по распоряжению Красовского была выкачена вода из нескольких громадных водоемов, очищены и разобраны мусорные ямы,-все искали орудий убийства и ученического значка с шапки Ющинского, который пропал и не найден.
"Все эти совершенно бесплодные розыски окончательно убедили меня, что убийство совершено не на заводе Зайцева, а где-то в ином месте. Вот почему я был крайне удивлен, когда был арестован Бейлис: я был глубоко уверен, что это совершенно непричастный к делу убийства человек, ни в чем не виновный. Я это говорил вслух, что очень не нравилось членам "Двуглавого Орла" и т. п. лицам. Я доложил генерал-губернатору, что убийство это совершено воровской шайкой, в чем нисколько не сомневаюсь и теперь...
"Как раз к этому времени, - продолжает Красовский, - мне с большим трудом удалось установить, что Андрюшу Ющинского именно 12 марта видели у ворот дома Чеберяковой, вместе с ее сыном Женей. Надо заметить, что вся эта очень глухая, трущобная местность была крайне терроризована этой шайкой. На самые обыкновенные вопросы, касающиеся жизни Чеберяковой и ее друзей, решительно никто, - ни взрослые, ни дети, - не решался отвечать. Когда удалось буквально вырвать признание у фонарщика Шаховского о том, что он видел Андрюшу с Женей, он впал в большой страх и уныние, и когда члены этой шайки обнаружили, кто именно пошел против них, они избили Шаховского, грозя его подколоть. В таких тяжелых условиях приходилось {135} распутывать это дело. Шаг за шагом подвигался я, чувствуя, можно сказать, почти зная, что иду верным путем.
"Когда меня уволили и когда все внимание перебросили на бесплодную почву ритуального убийства, я стал работать дальше. Вполне выяснив мотивы убийства, я решил во что бы то ни стало добиться сознания убийц. Вскоре для этого сложились благоприятно обстоятельства. Из тюрьмы был выпущен анархист-коммунист Караев, где он отбывал более чем трехлетнее заключение за хранение взрывчатых веществ. Мне было известно совершенно исключительное доверие и уважение к нему, которое он завоевал у арестантов-уголовников. Его вызывал знакомый студент Махалин, взявшийся за розыски по делу Ющинского, вызывал помочь ему в обнаружении убийц. Караев согласился, так как возмущен был этим убийством и теми обвинениями, которые стали распространяться про евреев. Он приехал в Киев. Я виделся с ним, конечно, совершенно под другой фамилией, заявив ему прямо, что конспирирую и что пусть он меня знает под видом Ивана Ивановича Карасева. Он согласился. Я уже знал, что среди убийц были Латышев, Рудзинский и Сингаевский. Я предложил такой план: через Киев должен был проходить под конвоем один из деятельных членов шайки каторжанин. Караев должен был предложить Сингаевскому организовать нападение на конвой в целях отбития товарища. Сингаевский, родственник этого каторжанина, загорелся этим планом и перед лицом предстоящей опасности доверился Караеву, который между разговором бросил фразу:
"- Был как-то в жандармском, допрашивали меня... Слышал, как в соседней комнате кто-то показывал, что ваши расправились с Ющинским и тебя "пришивают" к делу.
"Сингаевский всколыхнулся, заявил, что это выдают "шмары", т. е. девицы, которые раньше были в их компании и стал говорить, что необходимо из жандармского управления выкрасть все это дело и полковника Иванова убить.
"- А зачем Андрея так искололи?
"- Это все придумала министерская голова Рудзинского.
"Таким образом сознание Сингаевского в участии в этом убийстве, как его самого, так и признание об участии в нем Рудзинского, было налицо. {136} Необходимо еще было сделать несколько шагов, чтобы довести это дело до конца. Но вдруг все сразу меняется: Караева арестовывают по какому-то анархическому делу и высылают, а потом арестовывают и Красовского.
Интересно вспомнить, что Латышев, когда его стали допрашивать по делу Ющинского, тут же, на допросе, бросился в здании судебных установлений с третьего этажа вниз головой во двор и разбился насмерть.
Еще необходимо знать, что Рудзинский и Сингаевский сами заявили в полицию - "сознались", - что они именно 12 марта совершили кражу - разгром магазина на Крещатике. Это неожиданное сознание двух опытнейших громил, зарегистрированных в полиции, ясно показывает, что этот их поступок является ничем иным, как проявлением самозащиты, желанием взять на себя меньшую вину, в виду грозящей большей.
