Немного погодя, он начинает говорить тише и тише, и, наконец, шатается, ему подают стул, воды, кто-то из экспертов дает ему нюхать нашатырный спирт. Он несколько отдыхает, приподнимается, начинает говорить и вдруг бледнеет больше чем полотно: опускается на стул, склоняет голову... Его под руки выводят из залы заседания {65} суда. Профессор Павлов идет к нему с медицинской помощью, вскоре возвращается и заявляет, что свидетель не может давать показаний без вреда для своего здоровья: у него острое малокровие, плохой пульс и сердце. Суд определяет отложить его допрос на следующий день.
XXVIII.
Передопрос студента- Голубева.
Юный антисемит Голубев заинтересовался делом убийства, Андрея Ющинского потому, что был убежден, что его замучили "жиды". Сам, по своей личной инициативе, со своими товарищами производил расследование этого дела и настолько был увлечен им, что превратил его даже в спорт, на спор с кем-то оставшись на ночь в той самой пещере, где был обнаружен труп покойного мальчика, труп, сидящий у стены, с опущенной на грудь головой, почти в колени, с упершимися в противоположную стену ногами..
Я не знаю, что этим спором хотел доказать Голубев: что он слишком храбр, что он не боится покойников, или что он равнодушен, что ли, к этому несчастному мальчику... Право, не знаю, но что-то кольнуло в сердце, когда услышал я это... Такое же чувство, как если бы узнать, что чью-либо могилу взяли да осквернили...
Что же показал этот храбрый юноша?
Он непоколебимо установил перед судом присяжных, что покойный сын Чеберяковой, Женя Чеберяк, рассказал ему, что Андрей Ющинский, его приятель, 12 марта, т. е. в день исчезновения его, заходил к нему, к Жене. Они вместе бегали играть на поляну, потом пришли на улицу, пошли, купили сала, вернулись домой, вошли в квартиру, где жило семейство Чеберяк, и там Андрюша разделся, снял пальто, оставил книги... И Женя сразу умолк, поняв, что проговорился...
И после этого, несмотря на все попытки Голубева ни повторить, ни продолжить этого разговора ни за что не хотел, а на все вопросы отвечал незнанием... Отмалчивался.. Вот что установил этот главнейший свидетель обвинения. Его легенда о новых гвоздях, которыми прибита одна из дощечек у забора усадьбы, граничащей с Загоровщиной, не {66} имеет не только никакого значения, но и не выдержала малейшего прикосновения критики. Прежде всего забора этого он ранее, до убийства Ющинского, не видал; когда была прибита доска - не знает; когда вбиты гвозди - тоже не знает; все строит только по предположениям, что иной дороги, по его личному мнению, убийца не мог избрать, когда тащил в пещеру труп Ющинского.
Не говоря уже о том, что следователь по особо важным делам Фененко решительно не согласился с ним и вместе с понятыми ничего особенного в указываемых Голубевым гвоздях не нашел, не говоря уже об этом, но и в самом суде гвозди Голубева потерпели полное крушение во время самого судебного следствия.
- Скажите, известно ли вам, - спрашивает Маклаков, - как можно отличить старый гвоздь от нового? Какими способами можно установить, насколько стар или нов вбитый гвоздь? Сколько времени находится он в доске? Ответьте нам, пожалуйста, на эти вопросы, а также расскажите, делали ли вы какие-либо опыты в этом направлении.
Очевидно, Голубев не ожидал этих вопросов, тем более, что все это происходило на третьем передопросе его.
- Нет, опытов я никаких не делал и не знаю, каким образом можно установить, насколько стар или нов вбитый гвоздь.
- Так, значит, вы все это нам сообщили по личным соображениям, потому что вам это так кажется?
- Да, по личным соображениям.
- Потому, что вам так кажется?
- Да, так кажется.
- Ну да - так кажется... так кажется, - повторяет несколько раз хладнокровный, изысканно вежливый и предупредительный Маклаков.
- Вы там сами не были? Ранее ничего не видели?.. Ни забора, ни гвоздей, ни досок?.. Когда они прибиты - до убийства, после убийства, за год, за два - всего этого ничего не знаете?..
- Не знаю...
- Не знаете, так... не знаете, - да-с, не знаете!..
