— Подожди. Кажется, мне в голову пришла одна интересная мысль.
— Поделишься?
— Память! Почему бы нам не завести свою собственную память?
Найл отложил недоеденную лапу, встал, решительно окинул полог и направился к искалеченному паучонку. На этот раз дети, обладающие куда большей мыслительной чувствительностью, нежели бывшие слуги смертоносцев, расступились, пропуская Посланника к пострадавшему. Найл ощутил на себе выжидающие взгляды, в которых затеплилась надежда. Переняв от старшего поколения искреннюю веру в могущество Посланника Богини, подростки очень надеялись на чудо.
— Значит, судьба выбрала именно тебя? — разыграл изумление правитель, рассматривая несчастного. Я ожидал, это будет кто-то из старшего поколения.
Пострадавший испустил импульс удивления. Он не понимал о чем идет речь. Молодой смертоносец не испытывал боли — вырванные из брюшных суставов ноги не оставили после себя видимых повреждений — никаких кровотечений, случающихся при подобных ранах у людей, не было. Паучок просто не мог передвигаться — но разум у него оставался ясным и спокойным.
— Нам пора составить память о последнем годе жизни, — торжественно сообщил Найл. — И именно тебя судьба выбрала ее хранителем!
На этот раз непонимание выразили и все остальные дети, толпящиеся вокруг.
— Память, — повторил правитель, — память о нас обо всех, о наших делах, поступках, о наших подвигах и ошибках, о пройденном нами пути. Неужели вы не понимаете? Ведь народ — это не просто кучка людей. Народ — это наши отцы, деды, прадеды и пра-пра-прадеды. Мы помним про их деяния, и это прибавляет нам уверенности в наших силах, помогает идти вперед, к новым целям, мы стараемся во всем быть достойными своих предков. После нас на эту землю приходят наши дети, и им тоже нужно знать, каково нам пришлось, что мы сделали, чтобы обеспечить их право жить под нашим небом. Подумайте сами, неужели будет справедливо, если после вашего ухода в Счастливый Край на этом свете не останется никаких следов вашего существования?
Для чего тогда мы боремся, страдаем, голодаем и сбиваем в кровь ноги? Только для того, чтобы стать в конце концов куском гниющей плоти? О нас должна остаться память! Потомки должны знать наши дела, гордиться нашими подвигами и остерегаться наших ошибок!
Однако эмоциональная, хотя и несколько сумбурная речь правителя произвела впечатление только на представителей более старшего поколения. Возможно, дети еще не успели осознать того факта, что и их дни на этой земле рано или поздно подойдут к окончанию.
— А почему мы раньше не оставляли «память»? — звонким голосом спросила плечистая девчушка.
— «Память» остается всегда! — уверенно ответил Найл, и откуда-то со стороны пришел весомый мысленный импульс Дравига, подтвердившего эти слова. Под Черной башней хранят историю нашего народа сотни смертоносцев, они ведут счет событиям за тысячи лет! Благодаря им сохранилась слава мудрого Хеба и Квизиба-воителя, Скапта Хитрого и Вакена Справедливого, — чувствуя, что святые для каждого смертоносца имена не находят отклика в душах нового поколения, Найл предпринял последнюю попытку пробить стену непонимания. — Вы хоть знаете, какие события происходили в тех самых местах, где мы с вами находимся, всего лишь десять поколений назад? Нет? Здесь, немного восточнее, между морем и горами стоял большой город, именуемый Сибиллой.
С таким же успехом можно было свистеть песенки перед сухим пнем. Дети просто не понимали правителя.
Да и как они могут понять? — внезапно осенило Найла. Ведь они появились на свет всего полгода назад! Все, чего им удалось увидеть в жизни — это заросли Дельты, песок пустыни, и немножко моря. Единственные поселения, в которые им повезло попасть — несколько бараков на солеварне и пара деревенских хижин в Провинции. Что для них «город»? Просто странное сочетание звуков.
Найл широко расставил ноги, закинул руки за спину, зажмурился и как можно громче представил себе город. Жарко.
Терпко пахнет пересушенным сеном. Однообразные вересковые заросли укрывают серую землю толстым коричневым ковром. Белые и пушистые, как утренние облака, овцы бродят вперед-назад, меланхолично прихватывая пастью жесткие ветви. Неподалеку, опираясь на высокий посох, стоит пастух в белой холщовой тунике, а за его спиной поднимается высокая зубчатая стена из ровных прямоугольных валунов. Через равные промежутки высятся округлые башни, укрытые островерхими четырехскатными крышами с флагштоками, на которых бьются на ветру красные, синие, желтые, оранжевые флаги.