— Это еще не самое печальное, дорогой мистер Дей. Давайте наконец пригубим.
Они отпили по глотку, и мистер Дей задумчиво произнес:
— Ваша очаровательная племянница кое-что рассказывала мне о вас, но вот эта деталь — ученый сам убирает свою квартиру — бросает на все особый оттенок.
— У нас этому не придают значения. Я ведь сказал: это далеко не самое печальное в моей жизни. Есть вещи пострашнее. А жить без прислуги — что ж, ко всему привыкаешь.
— Не имею права ожидать исповеди, но слова ваши полны скрытой тоски… и протеста…
— Одиночество, дорогой мистер Дей, одиночество, — поглаживая свой бокал, меланхолически объяснил Евгений Петрович. — Прислугу мне заменяет пылесос, а вот что делать с одиночеством?
Мистер Дей как бы воспрянул от охватившего их чувства подавленности.
— Но послушайте, мой друг, мы с вами уже немолоды, но и не так еще стары, чтобы не рассчитывать больше на внимание женщин. — Он говорил быстро и возбужденно. — Я нахожу у нас с вами много общего. Я тоже холостяк, но поверьте мне…
Евгений Петрович снова усмехнулся и перебил его:
— Я не это одиночество имею в виду. Есть одиночество иного рода. А что касается рассказов моей племянницы, то она обо мне ничего не знает.
Несколько секунд длилось молчание. Мистер Дей как бы старался постичь глубинный смысл сказанного.
— Понимаю, — наконец откликнулся он. — Есть что-то такое важное для вас, в чем вы не имеете единомышленников. Или я ошибаюсь?
Евгений Петрович ответил на вопрос не прямо:
— Человеческий мозг не радиопередатчик и не приемник. Об этом можно и сожалеть, но скорее это к счастью.
— Да, есть мысли, которые нежелательно было бы делать слышимыми.
— Я вас немного поправлю, мистер Дей. Желательно, но при одном условии — чтобы их источник не стал известен нежелательным людям.
Разговор велся обиняками, но даже самые прямолинейные, недвусмысленные слова не сделали бы его более откровенным: с этого момента они поняли друг друга совершенно и повели речь открыто.
— Вам многое не нравится из того, что вас окружает? — спросил мистер Дей.
— Не нравится — в данном случае невинный эвфемизм.
Возможно, мистеру Дею не было известно, что эвфемизм — это мягкая, благозвучная замена более грубого, сильного выражения. Но он понял, что хотел сказать Храмов.
— Чужой в своей стране — это, конечно, тяжело.
— Не считайте меня страдальцем, мистер Дей. Я по ночам не обливаю подушку слезами.
— В нашем возрасте не стыдно проявлять смирение.
— Вы себе противоречите, — с неожиданной запальчивостью возразил Евгений Петрович. — Вы пятью минутами раньше утверждали, что мы еще имеем право на внимание женщин.
— Я говорю о смирении духа.
Евгений Петрович взял свою пустую, холодную трубку, пососал ее, пристально глядя в глаза мистеру Дею. Казалось, он собирался в чем-то уличить своего гостя.
— Можно один вопрос, мистер Дей?
— Ради бога.
— Только вполне откровенно.
— У меня такое ощущение, что мы друг перед другом не притворяемся.
— Я-то безусловно.
— Не обижайте меня. Лучше давайте ваш вопрос.
Евгений Петрович отвел взгляд в сторону, как бы не желая смущать собеседника, и спросил:
— Когда вы сюда ехали, у вас уже был мой адрес?
Снова взглянув на мистера Дея, он увидел, что тот искренне удивлен.
— Уверяю вас, не было у меня адреса! — воскликнул мистер Дей.
— А я почему-то думал, что все это не случайно. — В голосе Храмова звучало легкое разочарование.
— Но почему же?
Евгений Петрович помолчал, отхлебнул из давно переставшего пузыриться бокала.
— Понимаете, я, вероятно, преувеличивал кое-что, но мне казалось… В общем, история простая… Несколько лет назад в Москве, в Сокольниках, проходила международная выставка, и я ее посещал, был в отпуске. У меня завязалось знакомство в одном павильоне… Не знаю точно, кем был этот человек, но он прекрасно разбирался в технологии производства твердых сплавов — это моя специальность… Вообще интересная личность. Короче, мы быстро сошлись. Я бывал у него в гостинице, говорили часами. Я, безусловно, давно уже не мальчик, но, знаете, общение с этим человеком на многое открыло мне глаза… При расставании он записал мой адрес, и, знаете, были такие разговоры, что, мол, гора с горой не сходится, а человек с человеком… Он намекнул, что как-нибудь меня навестит. В крайнем случае если не сам, то даст о себе весть. Но, кажется, я ждал все это время напрасно…
