Вышли на бугор, присели, стали переобуваться, вылили из сапог ржавую воду.
В серебряной туманной мгле простиралась беспредельная равнина.
Сюда, на эту исконную, древнюю, кроткую русскую землю, давшую начало народу русскому, на эти русые хлебные нивы и голубые поля льна, совсем недавно вышагала стальными мачтами электромагистраль. На белых длинных гроздьях изоляторов протянулись тяжелые обвислые провода. А вот и другие стальные башни радиорелейной связи, и у подножия каждой белые новые домики с окнами, таинственно озаренными пронзительным голубым светом.
Рассекая белые березовые рощи и красные сосновые боры, укладывается массивными плитами бетона самая длинная в мире трансконтинентальная автомагистраль. К линии высоковольтной передачи присосались новые электрограды, бездымные производители электростали и всевозможных изощреннейших из нее изделий.
А вот еще более новые, поспешно поставленные меж деревень корпуса химических заводов. Их кишечники, затейливо скрученные из труб высокопородистой стали, омываются воздухом.
Квадратными раструбами дымит огромная ТЭЦ, стоящая посредине равнины. Из своих топок она навалила целую гору шлака.
Магистральный газопровод — только частица гигантских появившихся здесь сооружений. Он даст сырье и топливо химическим заводам. Из газа будут изготовляться изделия мягче пуха — искусственные меха, ткани и — прочнее металла — детали для машин, корпусов кораблей, подводных лодок, автомобилей и, как знать, возможно, кабины космолетов, материал для которых природа не способна создать самостоятельно. Нет в природе таких прочных материалов, их выдумывают люди, и они оказываются прочнее существующих на земле.
ТЭЦ тоже присоединится к газопроводу. Умрут дымы в ее трубах. Не нужна будет железнодорожная ветка с угольными составами для ее ненасытного жерла. В топках будет пылать сиреневатое чистое пламя. И кочегары выбросят навечно свои совковые лопаты и запеченные шлаком ломы. Не будет расти больше шлаковая сопка, не будет она уродовать зеленую равнину. Заблещут на ней, как зеркальные поверхности водоемов, стеклянные крыши оранжерей, отапливаемых газом. Колхозники не будут больше вырубать деревья на дрова: в каждой избе будет газовая плита и паровое отопление от котла с газовыми горелками. Сотни тысяч крестьянок получат газ, который освободит их от унылой обязанности таскать дрова, растапливать печи. А сколько времени, средств сберегут люди!
«Трассовики» тянут газовую магистраль за многие сотни километров от подземного океанохранилища газа. И скоро они подойдут к реке, и их появление должно быть упреждено сооружением водного перехода, чтобы можно было мгновенно состыковать магистраль. И тогда по ней с авиационной скоростью хлынет тугой поток кисло и едко пахнущего, невидимого глазу сырья и топлива, способного быть почти невесомо легким или тяжелым, твердым, как сталь.
Вот она какая сейчас, эта древняя Россия! В кротких, скромных бревенчатых избах, обрастающая стальными громадами выше ее рощ, боров и лесистых холмов.
Бубнов сказал с мечтательной улыбкой:
— К природе я здесь, Павел Гаврилович, все–таки присматриваюсь. Красивая, как на картинке.
— Это ты про болото так выражаешься?
— На болото я гляжу как на резерв, — спокойно сказал Бубнов. — На досуге люди обладят, подсушат.
— Может, тогда и дюкер класть думаешь?
— Зачем? Мы народ скоростной. Главное хозяйство налаживаем. Мелочишки попутно, само собой. Обещали, говорят, вы колхозникам после нас дренажную канаву подарить. А вообще–то полагается, если в срок уложимся, чучело из бронзы на сквере о себе поставить.
— Именно чучело, — сказал сердито Балуев. Встал, дотянул до паха резиновые голенища. — Пошли дальше шлепать. Поищем, где столовку соорудить, чтобы люди, доходя до нее, не топли.
Но не они одни бродили по заболоченной низине.
Машинисты кранов–трубоукладчиков, бульдозеристы, монтажники, вооружившись шестами, вышагивали по болоту, выискивая подходы для своей тяжелой техники. И каждый чувствовал себя немного виноватым перед другими, потому что каждому казалось, что именно он горячее всех предлагал отказаться от обхода.
